Изменить размер шрифта - +
Вот что случилось с нами, случилось главным образом со мной. Просыпаешься утром, смотришь в зеркало и понимаешь, что оттуда на тебя глядит незнакомец, чистишь зубы и улыбаешься ему, а когда выходишь из ванной, в зеркале не остается отражения, потому что ты сам и есть этот чужак.

Как быть, если понимаешь, что такое случилось? Вернуться к истоку и начать с самого начала? Это невозможно. Время течет только в одном направлении, все реки стремятся к морю, поэтому мы продолжаем тащиться дальше, пишем историю нашей жизни, предложение за предложением, надеясь, что однажды сумеем вернуть ее в знакомое русло. Но этого не случается. Мы попросту умираем, и смерть все сглаживает. Все обретает смысл в тот миг, когда книга нашей жизни захлопывается.

Именно это и случилось.

Со мной покончено.

Прощайте.

В конце концов в начале седьмого утра я так проголодался и устал, что уже не мог ехать дальше. И я решил, что это знак, когда минут через пять заметил вдалеке благословенную желтую букву М того заведения, в которое мы со Стеф всегда ходили вместе. Это действительно был знак, потому что, въехав на стоянку, я понял, что лицо у меня залито слезами. Я сидел, глядя на желтые арки буквы, словно то были ворота в Землю обетованную.

— Стеф, — позвал я негромко. — Смотри, что мы нашли.

Та сидела, привалившись головой к стеклу, завернувшись в одеяло, которым я накрыл ее. Лицо у нее побелело. Она казалась умиротворенной. И я далеко не сразу понял, что в какой-то миг на пути она умерла.

Стефани похоронена в лесу, рядом с тем местом, где я живу. Ее мать умерла несколько лет назад, а отец так и не объявился. Остался только я. Мир замечает, что ты ушел, а затем оборачивается к тем, кто остался у стойки бара, и заказывает всем очередную выпивку.

Я живу дальше. У меня есть домик, но я подолгу в нем не появляюсь. Я брожу, иногда по многу дней, широкими кругами по непредсказуемым маршрутам. Задерживаюсь рядом с каким-нибудь горным городком в тридцати милях от дома, а потом двигаюсь в противоположную сторону. Я привык жить повсюду. Но все равно возвращаюсь. Я не собираюсь надолго оставлять ее одну.

Я отрастил бороду, на голове у меня копна волос. Нос мне сломали в драке у бара, поэтому выгляжу я не совсем так, как раньше. Пока что меня это устраивает.

Через интернет-кафе и библиотеки я следил, как разворачивались события во Флориде. Некоторое время новость гремела по всей стране, однако весьма поучительно наблюдать, как мало живут новости. Всегда случается что-то другое — прибытие очередного цирка мешает нам вникнуть в текущее представление. Там война, тут значительная смерть, рецессия, кризис, яркое событие. И всего этого так много, что невольно закрадываются подозрения.

Мари Томпсон оправилась от ранений. Убийство Тони Томпсона и Хейзел Уилкинс действительно приписали Джону Хантеру, бывшему местному жителю, охваченному жаждой мести и уже отсидевшему за убийство. О Тони сильно скорбели, превозносили его как одного из последних титанов периода расцвета Флориды. Хейзел не удостоилась большого внимания прессы, ведь она была всего лишь обычной старушкой.

Смерти помощника шерифа Роба Холлама, Каррен Уайт, Дэвида Уорнера и Эмили Гриффитс остались нераскрытыми. Поскольку все тела, кроме Дэвида Уорнера, были найдены в доме бесследно исчезнувших супругов, журналисты с жаром поддерживали две версии: либо мистер и миссис Мур были очередными жертвами, либо сами убийцы, поскольку стало известно о покупке пистолета. Ну а когда открылось все, что я написал на своей странице в Facebook, Стеф быстро добавили к списку предполагаемых жертв, а меня передвинули на первое место в списке подозреваемых. Дэвид Уорнер стал моим тайным помощником или наставником, который в какой-то момент лишился своей значимости и встретил жестокую смерть в доме у очередной моей жертвы, на которой я был просто помешан.

Пресса была слишком взволнована, чтобы заметить многочисленные нестыковки в этом деле, их больше интересовала моя персона — впервые дело безумца оказалось достоянием общественности благодаря социальным сетям.

Быстрый переход