Мэнсон не стал обращаться с находкой к экспертам по старым письменам индейцев. О'Хара решил, что находка никому, кроме него, не принадлежит. Это он нашёл футляр, это он залез в пещеру. Он! Всё сам! Один! Это частная собственность и никто не смеет претендовать на его находку. И к чёрту законы городка, штата и всей проклятой страны. Этот футляр принадлежит только ему.

Вернувшись домой, скряга-археолог запер все окна и двери, отключил телефон и зашторил все окна. Хотя Мэнсон и жил один в большом двухэтажном доме — ни одна женщина терпеть его больше недели не могла — он всё же решил до последнего отгородиться от внешнего мира, перестраховаться, прежде чем яркая лампа на большом дубовом столе беспристрастно высветит находку.

В одиночестве Мэнсон бегло огляделся по сторонам — и у стен есть уши — и только потом медленно склонился над артефактом.

Футляр походил на новый, словно только что из рук мастера или, на худой конец, сделан на прошлой неделе. Кожа буйвола в несколько слоёв наслаивалась друг на друга, она была выделана таким образом, что приобрела твёрдость дерева. На ощупь жёсткая и прочная, она сохранила даже запах свежевыделанной кожи, что совсем уже невероятно. Запах должен был пропасть в пещере в первую очередь.

Археолог присвистнул от восторга, дивясь тем идеальным условиям хранения в пещере, в которых должен был находиться футляр, чтобы прожить хотя бы век. А тут находка тянула на большее. Джекпот!

Он непроизвольно прислушался, не идёт ли кто по саду на его свист? Может, какой-нибудь почтальон подумает, что археологу до смерти нужна его посылка или письмо, или коммивояжер решит пробраться в дом, чтобы всучить ему сверхудобную ложку для размешивания кефира?

Чуткое ухо почти минуту прислушивалось к происходящему, прежде чем Мэнсон решил приглядеться к письменам. Чёрные ровные палочки не были похожи ни на египетские, китайские и японские иероглифы, ни на руны или клинопись, и ни о чём археологу сказать не могли. Причудливый «санскрит» убегал от сознания, оставляя лишь пустоту и кучу вопросов.

— К чёрту ваши закорючки! — в сердцах бросил Мэнсон и потянул футляр в разные стороны.

Шкура раздвинулась ровно посередине, разойдясь на две равные половинки. Мэнсон готов был поклясться, что только что там не было никаких выемок, выступов, зазоров, хоть чего-то, что говорило о том, что футляр открывается здесь.

На стол выпал желтоватый кусок бумаги, свёрнутый как папирус. Как он мог сохраниться, из чего был сделан, Мэнсон не знал. Да и вряд ли кто из других археологов тоже ответил бы.

Пальцы предельно осторожно потянули края бумаги, разворачивая лист. Но так как от ветхости он рассыпаться и не думал, Мэнсон потянул решительнее. Глазам предстала какая-то довольно сложная схема.

— Да будь я проклят! Это же карта! — заорал Мэнсон и поспешно прикрыл рот, параноидально озираясь по сторонам. Странное ощущение присутствия давило на мозг.

В ответ — лишь отдалённое капание крана на кухне.

Археолог успокоился и стал пожирать карту глазами, разглядывая каждую закорючку, каждую мелочь. Карта была нарисована без привязки к местности, это было просто «где-то»… Но Мэнсона не оставляла мысль, что местность, изображенная на карте, ему знакома. Бывал он там. И не раз.

Изучая рисунок в течение пяти часов, сравнивая догадки со снимками из космоса, по трём ориентирам пришёл к выводу, что это карта… городского загородного парка! Полчаса пешком от его дома или пять минут на машине.

Неужели индейцы припрятали в том месте что-то интересное? Что может быть интереснее клада с золотом на миллионы долларов?

Под одним из ориентиров на Мэнсона нахально смотрел черепок, каким его рисовали пираты.

Не раздумывая более ни минуты, О'Хара помчался в гараж за своей профессиональной, удобной лопатой.