|
— А если не достал? — скептически заметил Лом. — Тогда сутки. Может, двое. В любом случае сдохнет от заражения или воспаления. Наши такие раны лечить не умеют, а на Ганзу мы его не пропустим. Сомов поднес перчатку к лицу и несколько секунд наблюдал, как с шипов капает кровь. Затем добавил с мрачным удовлетворением: — Хороший сувенир. Сохраню на память… * * * Пальцы правой руки, лежащие на руле, выколачивали мерную дробь. В левой ладони она ощущалась как мягкая вибрация. Мизинец-безымянный-средний- указательный, прикоснувшись к пластику, плавно уходили на новый виток. «Что дальше делать? — думал мужчина, сидящий в машине. — Какого черта?.. Приехал, сижу, пялюсь в лобовое уже час, и ничего…» Прорезиненная перчатка медленно опустилась и потерла область паха. Из-за свойств костюма и плотного его прилегания человек сильно потел. «Парниковый эффект какой-то… финская баня… — ладонь вернулась на рулевое колесо. — Никогда не любил эти костюмы… Скорей бы уж… что-нибудь. А то вот: на тебе, Панин, сто патронов, сходи с ребятами на поверхность, возьми из гаража машину, да жди у ворот… И выйти из-за руля не моги! Хех! — лицо водителя перечеркнула презрительная ухмылка. — Тоже мне, командир… Лыков, мать его!.. Да если б знал, что такая задница будет, ни в жисть бы за сотню не согласился!» Он наклонился, взял с пола тряпку и, быстро опустив стекло с водительской стороны, протер зеркало. — Вот, — подытожил он, неистово вертя ручку стеклоподъемника. — Так-то лучше будет. Но лучше не становилось. Все те же кирпичные стены, заслонявшие двор от улицы, сгнившие под снегом и дождями кузова машин, и нестерпимо тесное пространство четырехколесного детища ульяновского завода сдавливали даже внутренности… Дальше сидеть в машине не было сил. Водитель помотал головой и, открыв дверь, вышел наружу немного размяться. Легкий ветерок трогал листву стоящих во дворе деревьев, чуть наклонял стебли высокой травы, едва слышно пел в пустых окнах уцелевших зданий. — Эх-х! — грустно вздохнул мужчина. — Снять бы сейчас этот скафандр, вдохнуть воздуха настоящего, а не химическую дрянь. Так ведь нельзя… Или можно?.. Он замер, пытаясь вспомнить давно забытые ощущения ласки ветра на коже, но не смог. Химза… мертвое, грубое слово… Начисто изолируя, вырезая человека из мира, из самой жизни планеты, прорезиненный костюм, словно презерватив, предохранял, оберегал, но лишал возможности чувствовать. Оставалось только мечтать. Мечтать о возвращении в тот город, где когда-то он работал таксистом… Снова, беспечно выставив локоть в открытое окошко, колесить по улицам, на которых бы стояли мужчины и женщины, держащие за руки детей, смотреть, как они входят в магазины… Ему хотелось, чтобы люди жили в домах, гуляли, не встречая мутантов и прочую нечисть, заселившую столицу… Господи, увидеть бы снова бестолковых пешеходов, идущих на красный свет, лезущих под машины, перебегающих дорогу перед бампером, или тех же придурков-велосипедистов!.. О, теперь он не стал бы их материть… Наоборот, жал бы на клаксон, не переставая, громким радостным сигналом приветствуя каждого… Автоматная очередь резко оборвала его размышления. Мужчина вздрогнул и обернулся. Звуки доносились совсем близко. Сталкеры пробиваются к метро? Стрелять на поверхности больше некому, а мертвый город любит устраивать сюрпризы всем, кто посмел нарушить покой руин. |
