|
Заднее стекло разлетелось вдребезги, пули высекали асфальтовую крошку у самых колес. Второй солдат повис на болтающейся дверце. — По шинам бьют, гады! Сволочи! — непонятно кому заорал он. Внезапно мешковатый комбинезон бойца прошила строчка пулевых отверстий. Ломано дернувшись, он выпустил из рук спасительный металл и повалился куда- то вниз, на выцветший асфальт. Лыков дал короткую ответную очередь и не отпускал спусковой крючок до щелчка, возвестившего, что рожок пуст. Машина набирала ход. Начстанции швырнул автомат в сторону и кинулся к раненому. — Сынок… сынок… УАЗ рванулся, повернул за угол и, выписывая лихие виражи, понесся сквозь лабиринт бесчисленных развалин, которые шофер по привычке продолжал называть «Москва». Глава -7 ШАНС И ГОРДОСТЬ Висишь на волоске, надеешься на случай, И выпадает шанс — единственный из ста. Ведь жизнь так коротка. И жить — гораздо лучше, Чем глупо умереть: погибнуть и не стать. Когда припрут к стене, любая роль уместна. Брезгливости конец, сомненьям вышел срок. Используй все, что есть: предательскую честность, Язвительную лесть и девственный порок. Впивайся в этот шанс — ногтями и зубами, Врасти в него, как в дерн врастет сорняк любой. Ведь если хочешь жить — тут не до колебаний. Но если гордость есть — погибни, как герой. Азарт и возбуждение бурлили в крови: участие в дуэли и заваруха, последовавшая за ней, оборвались слишком внезапно! Однако войти в отряд и преследовать Лыковых Кирилл не смог — он должен был заступать на очередное дежурство по охране Красносельской. Как всегда в перегоне, напряжение отпустило. К этому парадоксу юноша привык: хотя темнота таила неизвестность, иногда — смертельную, Зорин принадлежал к поколению, которое родилось и выросло в полутьме мира оборванных проводов и рельсов, убегающих за плавный изгиб поворота. Туннели он любил именно такие, округлой формы, которые словно обнимали, мягко охватывали руками тюбингов, гладили щеки чуть влажным воздухом, шорохом ветра шептали о безопасности. И наоборот, сбойки с их острыми углами давили прямизной потолка, хотя и были выше, просторнее. В отличие от трех бойцов впереди, которых маскировка вынуждала сидеть в полнейшей темноте, вторая линия защитников станции могла позволить себе сигнальные лампочки. В их неярком свете, который не отбрасывал резких теней, шестеро дозорных удобно расположились за баррикадой из мешков с песком. Теоретически ближайшие четыре часа делать им было совершенно нечего. — Иваныч, ну расскажи чего-нить, твоя очередь! — посмеиваясь, попросил старшина. — Да чего уж тут рассказывать-то? Все переговорено. Да и нового пока не имеется, — с чуть заметной обидой в голосе отвечал Иваныч. — Челноки-то давно не заглядывали… — А у тебя своих соображений, что, разве нет? Ну, давай, давай, кто эти черные? Черти, как ты утверждаешь? — Дык, а кто же? — А чего у них хвостов нет? Или спецом отстегивают? А где рога? Спиливают? — продолжал уже откровенно зубоскалить старшина. — А копыта прячут, или как? — Видать, по нонешним временам прислужникам диавола это необязательно, а может, и обгорели, — привычно отбивался Иваныч. Его предположение встретил дружный хохот. — Вы лучше службу несите, хохотуны, — насупился Иваныч, и, словно в подтверждение его слов, из туннеля, ведущего с Красносельской, донесся явственный шум. |
