– Что вы!.. – торопливо выпалила Наташа.

– В семьдесят третьем доме квартиру освящал, – священник с интересом рассматривал лицо девушки. – А этажом ниже – свадьба… В общем, извлекли меня из лифта и повели… Силой не поили, но людей обижать не хорошо. Потом молодых благословил… – отец Михаил чуть помолчал и спросил: – А ты Наташа, дочка Ольги Васильевны?

Наташа кивнула.

– Что стоишь-то тут?

Наташа еще раз взглянула в веселые глаза отца Михаила и пожала плечами.

– Нечего тут в темноте маяться, – отец Михаил взял девушку за локоть. – Ну-ка, пошли ближе к свету.

Голос священника вдруг стал властным, а взгляд строгим и трезвым.

Остановившись в пяти шагах от фонаря, отец Михаил сказал:

– А теперь рассказывай все.

Наташу словно прорвало… Она сбивчиво, торопливо и многословно принялась рассказывать о своем горе. Из-за отворота плаща Наташи высунулась слепая кошачья мордочка. Воин Света понюхал сырой дождевой воздух, чхнул и по-черепашьи втянул голову.

– Я жить так дальше не смогу, понимаете?! – Наташа заплакала. – Убить котенка – не могу, а вылечить – не имею права… У моей сестры – двое близняшек. Уж лучше ей деньги отдать, чем котенку. Только я не могу… Я ничего не могу, понимаете?!

Наташа замолчала, но слезы не кончились. Она плакала так безысходно, что Воин Света вдруг словно почувствовал ее боль и принялся лизать щеку девушки.

– И все-таки права, пожалуй, твоя мама, – задумчиво сказал отец Михаил. – Вот недавно наводнение на Дальнем Востоке было. Да и вообще, мало ли вокруг тех людей, которым помочь можно…

Едва накрапывающий дождь вдруг усилился, но тут же стих, как набежавшая на берег волна.

– Ладно, я пойду, – тихо сказала Наташа. – Спасибо вам…

Она уже поворачивалась, но отец Михаил вдруг взял ее за руку.

– Подожди!.. Все что я тебе только что сказал понятно и просто, но теперь давай рассуждать с тобой следующим образом: вот скажи мне, пожалуйста, Бог есть?

Девушка удивленно посмотрела на священника.

– Как это?!.. Конечно же, есть!

– Хорошо. А если есть Бог, значит, существует и душа человеческая. И она, душа эта, может болеть и страдать. Вот скажи мне, если бы у тебя, например, заболела рука, и нужно было заплатить за лечение, стала бы эта плата грехом?

Наташа отрицательно покачала головой.

– А если не рука болит, а душа? – продолжил отец Михаил. – Те тридцать тысяч, о которых ты говорила, разве только котенка вылечат, а не тебя саму?.. – отец Михаил широко улыбнулся. Он потянулся вперед и по-отечески поцеловал Наташу в лоб. – Ах, ты, дите, дите!.. Плати! Никому бы такого совета не дал, а тебе говорю: плати за котенка. Не хлебом единым жив человек. А ту трещинку в своей детской душе, что ты получить можешь, потом ни один хлебный мякиш не залепит. Подожди-ка… – отец Михаил порылся в кармане и вытащил пятитысячную денежную бумажку. – На, держи… Люди, которым я квартиру освящал – не бедные… Бери.

– Нет, что вы!.. – Наташа попятилась.

– А я говорю, бери! Затем тебе даю, что твою маму знаю. Начнет она тебя ругать, так и скажи ей: мне, мол, отец Михаил пять тысяч добавил. Не поверит – ко мне ее пошли. Я с ней поговорю.

Наташа взяла деньги.

– Я отдам, – сказала она.

– Знаю, – отмахнулся отец Михаил. Он с радостью смотрел в широко распахнутые и сияющие от счастья глаза девушки.