Уж не знаю, как попал, и почему в таком параде — не ко мне вопрос. «Гнездо» — то это при совке номенклатурной дачкой работало. Большие люди проживали. Они знали, что делали. Золото вон их до сих пор ищут. В чучеле Брежнева башлей партии не оказалось — сам лично в обстановке строгой секретности кувалдой в муку покрошил… Наладили, значит, садовый дизайн, ремонт полный произвели.
Теперь, вроде, в развалюхе этой исторической нормально стало. Супруга моя, Татка, говорит «почти как дома». Таточка моя, кисонька… Какой баран придумал, что жена богатенького — непременно корыстная, тупая телка. Танюша уютная, домашняя, щебечет на трех языках и заботливо растит пацана Борьку у мамани в Семипалатинске. Три лучших живописца Европы рисовали ее портреты, украсившие известные галереи мира. Фамилии?… Фамилии как–то не врезались. Кликухи солидные, не шестерки в культурном мире, прямо скажу — авангардисты крутые, культовые фигуры. Должны они мне были за спонсорство. Вот и говорю — отрабатывайте, мужики, лучшие галлерейщики ждут ваши шедевры, икру мечут. Не буду же я Таткин портрет в глухомань какую–нибудь пристраивать, знаю что почем. Вначале ерепенились, лучше говорят, на нары, чем реализмом заниматься. А как Татку увидели, кисти в руки и пошло–поехало — не остановишь… вдохновение! Только потом сказали: опустил ты нас, глазуновщик гребанный…
Позвольте, спросите вы, как можно: с такими тонкостями — и при деньгах? А теневик я! Из бандюганов вышел. Точнее — еще не совсем. На внезаконных махинациях капиталец сколотил. Преступления? А куда ж без них — в бюджетниках нищенствовать? Проводим в рабочем порядке, так сказать, зачистку территории. Открещиваться не стану… Так ведь со смыслом же! А кому, спрашивается, надо, что бы преступление совершалось от балды и накоплению денег не способствовало? Прибил и сбежал, награбил и пропил, замочил, кинул, крутанул, а зачем, не подумал. Не, я то знаю, чего хочу и башли свои нечистые на ветер не расфуфыриваю. Честно отмываю.
Думаете, колбаса, соки, овощи к Новому году — из госказны произрастают? А ваши креслица, в котором так уютно глядятся отечественные сериалы — сами собой слепились? Нет, не сами, а благодаря вложению частных инвестиций в захиревший мебельный комбинат. Уж будьте уверены — и сериал, что вас так захватил, и чаек, который от волнения прихлебываете, и даже торт Причуда — явились из одного «флакона». И уж не мечтайте, идеальные вы мои, принципиальные — капиталец с неба не валится. Труд, риск и еще раз- труд. И еще раз — риск. А где, спрашивается, монумент героическому российскому предпринимателю, которого и отстреливали и мочили и кидали и в нравственные его ценности с особым смаком плевали, над совестью человеческой надругивались? Обломову — пожалте — народ кланяется. А нам, людям дела почтения от граждан никакого. И вот от этого иногда так прямо до слез обидно. (сморкаясь, уходит)
Свет гаснет. В темноте голос Ольги: — Илюш, сыро уже. Пошли домой.
Голос Обломова: — Иди. Иди… Подремлю еще и пойду (зевает)…
«Сон Обломова»
КАРТИНА 1
Ночь. Обломов похрапывает, от него отделяется силуэт Гончарова. Садиться, зажигает свечу, начинает что–то писать пером (ящик превратился в стол). В халате со свечой появляется Пушкин (облагороженный историческим костюмом бомж, бывший на митинге). Исторических персонажей могут играть те же актеры, что заняты в Картине 2 Первой части
Гончаров видит Пушкина, крестится:
— Александр Сергеевич! Благодарение Господу… вот ведь радость какая! Ой, радость! Когда мне сказали, что вас убили, что вас более нет… Я отвернулся к стенке и, закрывая лицо руками, горько, горько заплакал… Тоска ножом резала сердце, и слезы лились, и все еще не хотелось верить, что вас уже нет, что Пушкина нет!. |