— Ах ты, батюшки! — воскликнул его собеседник, намереваясь разом переменить тему разговора, который начал ему немного досаждать. — Да мы, никак, подходим к Дувру! Ну-ка, поглядим!

С этими словами он взбежал по трапу на палубу. Израиль последовал за ним и убедился, что ветер спал и невысокая зыбь покачивает крохотное суденышко как раз на самой середине Ла-Манша. Приближался рассвет, воздух был чист и прозрачен, в небесах влажно мерцали звезды. В их неверном свете можно было разглядеть и французский, и английский берега; меловые утесы Дувра казались огромным кварталом мраморных дворцов, теснящихся террасами друг над другом. По обоим берегам тянулись длинные прямые цепочки фонарей. Казалось, будто Израиль остановился, переходя какую-то широкую и величественную лондонскую улицу. Некоторое время спустя задул свежий бриз, и вскоре наш искатель приключений прибыл в порт своего назначения, откуда немедленно отправился в Брентфорд.

Когда следующий день начинал клониться к вечеру, Израиль, подавший условленный сигнал и незаметно впущенный в дом, уже сидел в гардеробной сквайра Вудкока и, стянув сапоги, вручал депеши адресату.

Развернув тоненькие листки и прочитав строки, предназначенные лично для него, сквайр повернулся к Израилю, поздравил с успешным выполнением его миссии, поставил перед ним кое-какую еду и объяснил, что в округе не все спокойно, а поэтому ему (Израилю) придется просидеть взаперти у него в доме дня два, пока не будет готов ответ для Парижа.

Как уже говорилось раньше, дом сквайра представлял собой весьма обширное и хаотичное здание, изобиловавшее всевозможными пристройками и возведенное по большей части из побуревшего от времени кирпича в том добром старом стиле, который зовется «елизаветинским»: повсюду снаружи темно-рыжий кирпич и повсюду внутри коричневые дубовые панели.

— Видите ли, мой милый, — сказал сквайр, — жена пригласила к нам гостей, и они, разумеется, разгуливают по всему дому. Так что мне придется спрятать вас понадежнее, чтобы ваше присутствие здесь не было случайно обнаружено.

С этими словами сквайр поспешил запереть дверь, а потом нажал пружину возле камина, после чего большой закопченный камень, служивший боковой стенкой камина, сдвинулся, словно мраморная плита, закрывающая вход в склеп. Сквайр сунул в щель тяжелые каминные щипцы и до конца повернул камень, за которым открылся узкий проход.

— Сквайр Вудкок, что это случилось с вашим камином? — удивленно воскликнул Израиль.

— Туда, быстрее!

— Чистить трубу, что ли? — с возмущением спросил Израиль. — Я на это не подряжался.

— Что за чушь! Вы там будете прятаться. Ну, идите же скорее!

— А куда, сквайр Вудкок? Что-то мне не нравится этот ход.

— Ну, так следуйте за мной, я вам покажу дорогу.

С трудом протиснувшись в таинственное отверстие, тучный сквайр начал карабкаться по каменной лестнице, не более двух футов шириной и слишком крутой для такого пожилого человека, которая привела их в комнатку, а вернее, в келью, расположенную в массивной внешней стене дома. Воздух и свет проникали в нее через две узкие наклонные амбразуры, которые невозможно было заметить снаружи, так как их искусно замаскировали, превратив в пасти двух грифонов, изваянных на большой каменной плите, украшавшей фасад. В углу лежал свернутый тюфяк, а рядом стояли кувшин с водой, фляга с вином и деревянное блюдо с холодной говядиной и хлебом.

— Значит, я должен остаться тут заживо погребенным? — спросил Израиль, обведя каморку тоскливым взглядом.

— Ну, ничего, ведь вам очень скоро предстоит воскреснуть, — улыбнулся сквайр.