Сейчас их путь лежал вдоль Мэри-ривер, или, как недавно назвали ее, реки Хамболт.

Дорога была однообразной, монотонной и изнурительной. Нервы у всех были на пределе. Отношения между эмигрантами обострились. Ссорились компаньоны, разлад был и в семьях. Но Эмеральда не склонна была никого винить. Высокие горы то и дело вставали у них на пути, то и дело приходилось переправляться с одного берега на другой. Этот изматывающий маршрут кого угодно мог вывести из равновесия.

И еще с каждой милей пути вода становилась все хуже и хуже. В источниках она имела солоноватый вкус, была мутной, то беловатой, словно раствор извести, то желто-зеленой, то коричневой. Собака Зика по кличке Блэкки, напившись этой воды, погибла.

Их преследовали пыльные бури: ветер поднимал в воздух пыль и скручивал ее винтом. Пыльные воронки походили на дьявольских призраков. Трудно было найти траву для животных, она росла только в глубоких ложбинах, где не могло пастись стадо, и мужчинам приходилось спускаться и рвать ее руками.

Никогда до этого Эмери не задумывалась, какую ценность может представлять вода, с каким вожделением будет искать она глазами следы серо-зеленой клочковатой растительности и как будет радоваться, когда найдет. Временами открывались роскошные виды: причудливой формы скалы и холмы, но Эмери уже видела подобные красоты раньше, и если у их подножия не текли ручейки, они теряли для нее всякую притягательность…

Достигнув устья Хамболт, они остановились на отдых. Здесь река разделялась на множество ручейков, маленьких соленых озер и заболоченных лужаек. Воды было вдоволь и травы тоже, и они могли отдохнуть перед тяжелым переходом, ждавшим их впереди.

Однажды вечером, выйдя набрать немного противной на вкус воды, Эмери встретила Мэйса Бриджмена. Она была без провожатого: Бена вызвали посмотреть на загноившуюся рану на ноге одного из волов.

– Привет, Эмеральда.

Мэйс шел пешком. Очевидно, он только что вымыл голову, так как волосы его были влажными. Он выглядел уставшим, ослабевшим, таким, каким Эмери его никогда не видела, и казался старше своих лет. Морщинки у глаз углубились, лицо потеряло прежнюю насмешливость и самоуверенность.

– Привет, – ответила Эмери.

Как часто в пути она молила Бога о том, чтобы он остановился возле нее и поговорил с ней, но нет, она могла встречаться с Мэйсом только во время еды, когда наступала очередь Бена кормить его.

– У тебя все в порядке? – спросил он, помолчав.

– Что ты имеешь в виду? Я вымотана, все мои платья, которых у меня немного, превратились в лохмотья, я уже не мечтаю больше ни о чем, кроме как о глотке свежего лимонада и салата из овощей, плохо сплю, замужем за человеком, которого ненавижу. И ты еще спрашиваешь, в порядке ли я! Разве это не кощунство с твоей стороны?!

– Извини, я не хотел обидеть тебя. Просто хочу знать, он… Бен не обижает тебя? Хорошо к тебе относится?

– Полагаю, что да. На свой манер.

– В последнее время ты неважно выглядишь. Я хотел бы, чтобы ты была счастлива.

– Но я несчастлива. Неужели ты ждал другого ответа? Я… – Она хотела сказать ему, что любит его, а не Бена и может быть счастлива только с ним, но гордость не позволила ей сделать этого.

Раздражение, копившееся в ней, требовало выхода:

– А ты, я думаю, вполне счастлив.

– Что? – Мэйс застыл, словно не понимая вопроса.

Эмеральда продолжала резким, сварливым тоном:

– Теперь тебе уже никто не может помешать позвать Труди для ублажения души и тела, не так ли?

– Я не разговаривал с Труди после твоего замужества, – холодно ответил Мэйс.