— Вот это правильно! Отправляйте свои корабли в Фальмут. Мы будем обходиться с вами честно, не станем задавать вопросы и доносить. Ну что за глупость, право, все эти разговоры о сокровищах! Я в них ни капли не верю — вовсе вы не так себя ведете, как человек с кучей золота!

Мы сидели над кружками с элем и вели неспешную беседу о кораблях и королеве, о Рэли, Эссексе и Маунтджое, а также об актере Шекспире — и я решил, что он очень приятный человек, этот Питер Киллигрю.

Она беспокойно глянула мне в глаза.

— Барни, я так тревожилась! Я боялась, что тебя схватят и выдадут королеве!

— Только не эти люди.

Внезапно я кое-что вспомнил.

— Эбби, ты ничего необычного не слышала на корабле? Может, заметила кого-то постороннего?

Она удивленно взглянула на меня, и я объяснил.

— Мальчик? — переспросила она. — Забрался на борт в Кинсейле? Ой, Барни, давай найдем его!

— Мы обязаны найти. Мне вовсе не хочется, чтобы меня схватили за похищение ребенка.

Я позвал Джереми.

— Раскрой люк, ладно? Я спущусь вниз.

— А что случилось-то?

Когда я объяснил, он пожал плечами.

— Да просто очередной мальчишка, которому охота уплыть в море, можешь не сомневаться.

Оказавшись в темном трюме, я заговорил:

— Эй, паренек, я видел, как ты выбирался из шлюпки прошлой ночью. Вылезай, а то утром мы отплываем в Америку, а там неподходящее место для мальчиков, которых разыскивает семья.

Тишина. А потом он вылез из-за свернутых штук парусины — вылез и встал. Мы разглядывали друг друга в этом сумраке.

Отличный, приятного вида мальчишка он был, тоненький, но с хорошими плечами, лицо чистое, ладно вырубленное — и копна красивых волос. Кожа на лице и руках выдавала в нем джентри, мелкопоместного дворянина.

— И кто же ты такой, паренек?

Он смотрел на меня — довольно смело, хоть и не без опаски.

— Я из Ирландии, — сказал он наконец, — и все мои родные убиты. Я один остался, и хочу только добраться до Франции, где есть другие такие, как я.

— До Франции, говоришь? Хочешь удрать и бросить свою страну? Во Франции у нас враги, парень.

— Это у вас там враги, если вы англичанин, а я не сомневаюсь, что так оно и есть. У меня там нет врагов, ибо я ирландец, а они там относятся к нам дружественно.

— Это да, я слышал. Вы ведь с ними паписты, ирландцы и французы. Ладно, пошли на палубу. Ты, полагаю, голоден, и будь ты хоть католик, хоть протестант, а от еды не откажешься. У меня на корабле никакой мальчишка не останется голодным.

— Очень любезно с вашей стороны.

Но посматривал он на меня с опаской — явно не доверял мне. Так что я заметил:

— Паренек, манеры у тебя как у человека хорошего воспитания, так что, надеюсь, и честь у тебя тоже есть.

Он резко развернулся, гордо выпрямился и посмотрел прямо мне в глаза.

— Есть, капитан. В нашей семье честь всегда была на первом месте.

— Знакомо тебе имя Барнабас Сэкетт?

— Нет, не знакомо.

— Ну так вот, это мое имя, и оно ничем не хуже любого другого, но меня разыскивают люди королевы. Ищут они меня по ошибке, но я уже черт знает сколько времени потратил, пытаясь это доказать, — и все понапрасну, а потому с рассветом я уже буду в море, на пути в Америку.

— В Америку? — он был ошеломлен. — Я думал…

— Ну да, ты, конечно, ожидал чего угодно, только не такого.