— Кин, — предложил я, — этот человек не знает ни тебя, ни Брайана. Пройдитесь вдоль реки, посмотрите, нельзя ли что выведать, но держитесь от него подальше и не впутывайтесь в неприятности.

— Это плохой человек, — добавила Эбби.

— Что да, то да, и мне бы понравилось куда больше, если бы ты и он не оказались в одном и том же море. Он был пиратом — а может, он и сейчас пират, и более чем вероятно, что пришел он сюда за припасами, а сам тем временем высматривает, какие корабли стоит захватить.

— А его корабль ты видел? — вставил недовольно Джереми. — Тридцать шесть пушек и отличная скорость.

— Скорость у него, может, и отличная, — негромко заметил Янс, — но сейчас он на якоре. Вряд ли они смогут двигаться очень скоро, пока якорь на дне.

— К чему это ты клонишь? — спросил Пим.

Янс медленно улыбнулся, взглянув снизу вверх из-под густых бровей.

— К чему? Ну, если этот корабль вас так беспокоит, давайте захватим его и устраним причину беспокойства.

Я покачал головой:

— Тогда мы сами поступим как пираты. А доподлинно о его делах мне ничего не известно.

— Если б ты меня послал, — сказал Янс, — я бы уж об этом позаботился.

— Вот потому-то, Янс, я и не послал тебя, — сказал я и улыбнулся ему.

И все же частично мои мысли вертелись вокруг Джонатана Делва. Присутствие здесь этого человека и его корабля было лишь неприятной мелочью по сравнению с фактом — а это действительно был факт, — что нам с Эбби предстоит вскоре расстаться.

Разум мой отказывался принимать этот факт. Она была настолько важной частью моей жизни, что я не мог представить себе существования без нее, хотя вполне понимал ее мысли и чувства.

Ноэлле всего десять лет. Женское окружение у нее хорошее. Жена Янса, девочка правда веселая, любящая развлечения и такая же жизнерадостная и неугомонная, как он сам, получила достойное религиозное воспитание. Жена Кейна О'Хары, выросшая в испанской семье, — еще в большей степени.

Индианка, жена Питера Фитча, двигалась с бесконечным изяществом и держалась с таким достоинством, какое сделало бы честь любой придворной леди. Она восприняла европейские обычаи легко и естественно, не утратив ничего из своих собственных, и я — правду говоря, все же имевший в этом крайне малый опыт, — часто думал: сколь редкое явление, что так много женщин могут жить вместе, или по крайней мере совсем рядом без трений между собой.

Джон Куилл был для Ноэллы чуть ли не вторым отцом. Человек, женатый на своей ферме, он думал мало о чем другом, но тем не менее всегда приносил девочке самую крупную землянику, птичьи гнезда или цветы, собранные им в лесу либо на краю своего поля.

Хорошей жизнью мы жили… А школа! В ней учили разные женщины и Саким, глубина познаний которого была неизмерима. Как и мальчики, Ноэлла выросла на историях, известных среди катобов и чероки, на ирландских сказках (слышанных от Кейна О'Хары) и любимых Сакимом сказках Шехерезады. Саким читал им также из «Катха Сарит Сагара», или «Океана сказок», собранных Сомадевой, придворным поэтом кашмирского царя Ананты и его царицы Сурьявати.

Я часто гадал, каким может быть представление о жизни, если учиться, как они, от столь несхожих рассказчиков. Они выучили легенды катоба о начале мира. Кейн О'Хара рассказывал им саги о Кухулине и Конне по прозвищу Сто сражений, а также об ирландских королях, живших в Таре. От Джереми они услышали об Ахилле и Одиссее-Улиссе, а заодно — рассказ Ксенофонта *** об отступлении десяти тысяч. От Сакима — сказки об Али-Бабе и Синдбаде, о Рустаме и его волшебном коне Ракше, который убил льва, защищая спящего хозяина.