Г-жа Капицкая открыла рот, чтобы ответить, обнажив крупные вставные зубы. Ее двойной подбородок, усыпанный бородавками, дрогнул.

Вдруг она запрокинула голову и вздохнула. Потом закрыла глаза и шумно выдохнула. Д-р Калишер бросил на нее грустный недоуменный взгляд. Он не слышал звука открывающейся входной двери, но г-жа Капицкая, обладавшая острым слухом животного, вероятно, слышала. Д-р Калишер принялся тереть нос и виски, а потом вцепился в свою крошечную бородку.

Было время, когда он пытался постичь окружающий мир посредством разума, но этот период увлечения рационализмом давно миновал. В поисках более достоверных объяснений происходящего д-р Калишер создал свою собственную антирационалистическую философию, нечто вроде радикального гедонизма, объявлявшего чувственность «вещью в себе», а рацио — низшей формой бытия, усиливающей энтропию, ведущую, как известно, к полной и окончательной гибели. Согласно этой системе, представляющей из себя причудливый гибрид гартмановской идеи Бессознательного с Каббалой Исаака Лурии, получалось, что все и вся — от мельчайшей песчинки до Высшего Божества — суть Союз и Совокупление. Движимый открывшейся ему истиной, д-р Калишер в 1939 году перебрался из Парижа в Нью-Йорк, оставив в Польше отца-раввина, жену, так и не давшую ему развода, и любовницу Нелю, с которой он жил много лет, сначала в Берлине, а потом — в Париже. Вышло так, что именно тогда, когда д-р Калишер уезжал в Америку, Неля гостила у своих родителей в Варшаве. Он планировал перевезти ее в США, как только найдет переводчика, издателя и получит место в одном из американских университетов.

В те времена д-р Калишер еще не разучился надеяться. Ему предложили кафедру в Еврейском университете в Иерусалиме, издатель в Палестине обещал опубликовать его книгу, сборник эссе напечатали в Цюрихе и в Париже. Но тут началась Вторая мировая война, и все пошло кувырком. Внезапно умер его литагент, а переводчик мало того, что оказался бездарностью, еще и сбежал с единственным экземпляром рукописи. Ни с того ни с сего на него ополчились идишские критики — в своих обзорах они чуть ли не впрямую стали обвинять его в шарлатанстве. Еврейские организации, устраивающие его лекционные турне, расторгли с ним договор. В соответствии с его собственной философской теорией, д-ру Калишеру полагалось думать, что всякое страдание — не что иное, как оборотная сторона вселенского эротизма. Гитлер, Сталин, нацисты, распевавшие «Horst Wessel» и заставлявшие евреев носить желтые повязки, на самом деле искали новых форм сексуального Освобождения. Но дело в том, что д-р Калишер постепенно разочаровался в своей философии и впал в отчаяние. Из гостиницы ему пришлось переехать в дешевую меблирашку. Грязный, оборванный, он целыми днями просиживал в кафетериях над несчетными чашками кофе. В промежутках между кофе он курил плохие сигары. Его единственным доходом, позволявшим ему хоть как-то сводить концы с концами, было крошечное пособие одной благотворительной организации. Беженцы, с которыми он сталкивался, без конца толковали о том, где можно раздобыть визы, как отправить в Европу посылки с продуктами и медикаментами и, конечно, как вывезти родных из Польши в США через Гондурас, Кубу, Бразилию. Но он, Зорах Калишер, не мог никого спасти от нацистов. От Нели он получил одно-единственное письмо.

Только в Нью-Йорке д-р Калишер по-настоящему понял, насколько он был привязан к своей любовнице. Без нее он стал импотентом.

2

Все было так же, как вчера и позавчера. Бхагавар Кришна заговорил по-английски своим «иностранным» полумужским-полуженским голосом, воспроизводя все характерные грамматические и фонетические ошибки г-жи Капицкой. Лотта Капицкая родилась в маленьком карпатском местечке не то в Румынии, не то в Венгрии, не то в Галиции. Д-р Калишер так и не разобрался, где именно. Она не знала польского, не говорила по-немецки, толком не выучила английский, а идиш за долгие годы пребывания в Америке порядком забыла.