…Но где же Мэри? Она должна быть где-то здесь. Невозможно представить, чтобы Ленг держал ее в особняке на Риверсайд-драйв. И конечно же, ей рано было ложиться на операционный стол…

Пендергаст ускорил шаг. Дверь последней камеры, сплошная, а не решетчатая, была закрыта, как и прочие. Она выглядела новее других, – видимо, ее установили совсем недавно. Замок легко поддался, и Пендергаст слегка приоткрыл дверь, удивляясь, что из щели пробивается свет.

Он заглянул внутрь… и застыл в изумлении.

Не веря своим глазам, Пендергаст вошел в комнату, непохожую на все остальные в этой грязной скотобойне: бархатные обои, ярко горящие шары газовых ламп, стол с писчей бумагой, ручкой и чернильницей, обтянутый шелком диван, книжный шкаф с роскошными изданиями, картины со сценами охоты на стенах. Свежий воздух с тихим шуршанием поступал в комнату через решетку в потолке. В дальнем углу стояла кровать с шелковым балдахином… А под покрывалом угадывался силуэт спящего человека.

Так вот где Ленг держал Мэри, откармливая ее для будущей жатвы! И вправду хитрая маскировка.

Стараясь не поднимать шума, Пендергаст подкрался к кровати, в которой спала Мэри, прикрытая шелковым одеялом. На столе, рядом с подголовьем, стоял недопитый стакан с апельсиновым соком. Пендергаст опустил в него кончик пальца, попробовал на язык и ничуть не удивился, ощутив привкус лауданума.

Он склонился над кроватью, не желая напугать Мэри, которая могла закричать при виде незнакомца. Несмотря на то что он провел тщательную разведку, Манк или другие злодеи могли находиться где-то поблизости.

– Мэри, – прошептал Пендергаст и легонько коснулся тела под парчовым одеялом.

И мгновенно понял: случилось что-то страшное. Тело не поддалось нажиму пальца, будучи неестественно жестким. Он надавил сильнее и с ужасом опознал симптомы ранней стадии rigor mortis. Непроизвольно выругавшись, он ухватился за край одеяла и сдернул его с головы мертвеца. Тот лежал на спине с широко открытыми глазами, скривившись в гримасе боли и ужаса.

71

За несколько минут до восьми вечера д’Агоста заметил приближавшегося к нему невысокого человека: тот шел ровным шагом по Сорок восьмой улице, направляясь с востока на запад. Д’Агоста глубоко надвинул котелок, завернулся в черный бобровый плащ и, прищурившись, стал вглядываться в темноту: не хромает ли незнакомец? Человечек двигался по тротуару почти незаметно, будто тень была ему родным домом. Наступило время ужина, и улица опустела: рассеялась суетливая толпа прохожих, торговцы разошлись по домам. Д’Агоста не думал, что газовые фонари дают так мало света. В городе было на удивление темно. На всем чертовом острове не горело ни одного электрического огня, ночную тьму разрывали только отблески каминов. Первый раз в жизни он видел звезды в небе над городом. Гигантская мерцающая чаша, опрокинувшаяся над темными домами, – такого зрелища жители Нью-Йорка не видели больше ста лет, даже когда отключалось электричество.

Следя за прохожим через щель в жалюзи, д’Агоста внутренне напрягся. Он уловил изъян в походке этого человека, мельчайший, но очевидный. Манк! Ловко пользуясь тем, что улица была плохо освещена, он скользил из одного пятна темноты в другое, устремляясь к Пятой авеню.

Человечек приближался к особняку, напряжение нарастало. Д’Агосте было поручено оберегать обитателей дома. Но Манк только наблюдал за ними… Разве не так? А если он попробует забраться внутрь? Для недостроенного дома особняк был прекрасно защищен. Но в голове д’Агосты звенели слова Пендергаста: «Вы ни при каких обстоятельствах не должны показываться на глаза Констанс».