Изменить размер шрифта - +
В доме номер 37 спросите Хадж Хала Рахмана, торговца коврами. Скажете ему, что вы от Сайеда. Если он станет уверять вас, что впервые слышит такое имя, напишите ему на бумаге вот это...

Он начертил на скатерти: "35 Б".

– Что это такое?

– Номер моей камеры в Пул-э-Шарки, блок "Б", где содержатся "экстремисты-фанатики", как они выражаются. Я сидел там два года. Пытали. Несколько раз едва не казнили. По счастью, мои друзья захватили заложников со стороны правительства. Кончилось тем, что они швырнули меня в самолет, вылетающий в Дели, предупредив, что если я снова сунусь в Афганистан, они выколют мне глаза и перережут горло. Будьте осторожны, когда попадете туда. У ХАДа всюду соглядатаи. Охранка хорошо платит им, да еще и снабжает талонами на продовольствие и бензин. Но еще есть и милиция, и партийцы, и предатели, переметнувшиеся к Наджибулле.

– С вашей точки зрения, Селим Хан тоже из этих! – подхватил Малко.

– Пес!

На лице Сайеда появилось выражение гадливости.

– Нет хуже таких, как он! Змея! Зверь! И плохой мусульманин. Вся его забота – пьянствовать да забавляться с девками. Когда он сражался на стороне моджахедов, то из каждого захваченного им селения он приказывал приводить к себе самых молодых женщин и насиловал их. А тем, кто сопротивлялся, его люди втыкали в глаза шипы.

Малко бесстрастно слушал. И на сей раз ЦРУ избрало себе в союзники ярого блюстителя прав человека. Сайед удивленно посмотрел на Малко.

– Откуда вы его знаете?

– Из газет.

– Ну, этому только дай покрасоваться! Мать родную продаст, лишь бы его фотография попала в газеты. Примкнув к Наджибулле, он провозгласил себя маршалом! Афганистан нужно очистить от таких, как он. Ему лучше всего было бы уйти с шурави, – шкура целее была бы...

– А ведь он сражался против них, – заметил Малко.

– Лишь затем, чтобы дороже запросить за измену! – яростно вскричал Сайед. – А заодно отомстить фундаменталистам. Плохому мусульманину деваться некуда, кроме как к коммунистам!

Глаза Сайеда горели ненавистью. Сомнения росли в душе Малко. Даже если Сайед преувеличивал, Селим Хан мало походил на благородного витязя, которого живописал ему Эрл Прэгер. А это значило, что его ждали гораздо более грозные опасности. Ужасная мысль промелькнула в его мозгу: а что если призыв предводителя племени ашакзай не более чем западня?

 

 

Не без замирания сердца Малко прочитал надпись на щите, утвержденном над жалким дощатым строением: "Кабульский международный аэропорт". Не будь обмотанных чалмами оборванцев, навьюченных огромными тюками и узлами, которые летели в одном самолете с ним, можно было бы подумать, глядя на кольцо заснеженных гор, что тебя занесло на какую-нибудь базу зимнего спорта. Он оглянулся и увидел вещественные знаки войны: готовые подняться в воздух обвешанные ракетами вертолеты МИ-26; немного дальше – стоящие рядами истребители МИГ, а вокруг поля – обломки десятков советских вертолетов, самолетов и танков. Грозный лик войны. Где-то в отдалении прогремел глухой взрыв, еще один. Стреляли артиллерийские орудия.

Малко обступили мальчишки, оспаривая друг у друга право нести его чемодан через запретную зону, куда не пускали такси. Несколько минут назад, не задав ни единого вопроса, равнодушный солдат поставил ему в паспорте штемпель, а таможенники пропустили его, даже не открыв чемодана.

Было только пять часов, но уже смеркалось. Его чемодан стоял рядом с желтым такси. Водитель ждал его, радостно улыбаясь.

– Вам в "Интерконтиненталь", сэр? Тридцать долларов.

Месячное жалованье солдата.

Таксист рванул с места и погнал по широченному, точно по линейке прочерченному, проспекту. Автомобилей почти не встречалось.

Быстрый переход