Пока она поправляла сильно попорченный грим, он оделся, и они вдвоем спустились по винтовой лестнице. Селим Хан становился гостеприимнее.

– Ну что, теперь лучше? – спросил он Малко по-русски. – Канди хорошо тебя полечила?

– Очень неплохо! – откликнулся Малко.

Он уселся. Канди, скромно потупившись, устроилась рядом с ним.

Кушанья подали в столовую: рис, баранина и даже наполненная икрой салатница, окруженная многочисленными блюдечками с яйцами, луком, салатами.

Селим Хан навалил на лепешку нан полфунта икры и приступил к трапезе.

Через десять минут он уже успел опорожнить поллитра водки. Одна из женщин любезно предложила Малко плитку гашиша, но он отказался. Пристроившийся сбоку Гульгулаб пальцами отправлял в рот щепотки риса, запивая их чаем. Он подошел к Малко и погладил его по голове, ласково ворча. У него появился новый друг... Селим Хан рыгнул, что-то шутливо сказал женщинам на дари и через стол наклонился к Малко.

– Когда же ты принесешь мне деньги?

– Если я верно понял, – отвечал Малко, – ты хотел вернуться к своему племени в Кандагаре, чтобы сражаться рядом с твоими старыми друзьями.

Движением руки Селим Хан прервал его:

– Я больше не хочу сражаться. Я хочу мира. Слишком много людей погибло. Я хочу только убить Гульбуддина.

Селим Хан рассмеялся.

– Если ты пришлешь мне голову Гульбуддина, я пойду за тобой куда пожелаешь... Можешь сколько тебе угодно жить среди людей моего племени.

Он опорожнил еще один стакан водки.

Женщины, хранившие, но обычаю, молчание, закурили огромные самокрутки с гашишем, распространяя вокруг смрадный дым... Селим Хан пустился в повествование о своих ратных делах. Встав из-за стола, он стащил с себя рубаху и показал Малко свежий рубец на спине. Малко, конечно, предполагал, что переговоры будут трудными, но такого не ожидал. Ему все же удалось пустить в ход свой главный козырь:

– Американцы готовы передавать тебе то оружие, которое получал прежде Гульбуддин.

Селим Хан насупился:

– Этот пес трижды пытался убить меня. Если он попадет мне в руки, я посажу его в клетку, провезу по всем селениям моего племени, а потом собственными руками перережу ему глотку.

Всякий раз, как он произносил имя Гульбуддина, Гульгулаб издавал звериное рычание. Безусловный рефлекс но Павлову!

Под воздействием водки речь Селима Хана становилась все менее внятной. Они поели тошнотворных сладостей и попили чаю. Трое из сидевших за столом женщин удалились одна вслед за другой.

Селим Хан уже клевал носом, и Малко предпринял, пока не поздно, последнюю попытку.

– Когда мы увидимся в следующий раз?

Селим Хан с великим трудом разлепил отяжелевшие веки.

– Когда принесешь мне деньги, – отвечал он. – Я не верю больше американцам, – они лживы.

Он вышел из-за стола и потащил за собой свою Лолиту, которая, проходя мимо Малко, метнула в его сторону огненный взор, старательно виляя задом.

Далеко парочка не пошла. Селим Хан с животной простотой улегся прямо на ковре гостиной, а его подруга свернулась калачиком рядом с ним. Гульгулаб, как хорошо натасканный пес, сразу же сел на пятки подле них, поставив торчком между ног свой автомат с оранжевым магазином. Он весело махнул рукой собравшемуся уходить Малко.

Сумасшедший дом, да и только!

Морозный воздух освежил его. Телохранители по-прежнему резались в карты в вахтерке. Халед кинулся отворять дверцу.

– Маршал был любезен?

– Даже очень.

– Иногда он не слишком ласков с гостями, – заметил Халед. – Вам повезло.

Торговец встретил его с тем же гостеприимством, предложив чашку чая и неутомимо нахваливая свой товар.