|
Он и сейчас был частью этого мира – и хорошо это знал. В этом мире нет ни иероглифов, ни воскресений, ни грозного губернатора, ни оперы, ни «БМВ». Нет ни ножниц, ни высоких шляп. Но в то же время нет угрей, сладких пирожков. Здесь есть все. Но нет отдельных частей. А раз так – значит, не нужно менять одно на другое. Нет нужды что-то убирать, что-то добавлять. Лучше не напрягать мозги и погрузиться в это целое. Для Накаты, без преувеличения, это было как раз то, что надо. На него напала дремота, и он стал клевать носом. Но даже в таком состоянии все его пять чувств держали пустырь под наблюдением. Случись что или появись тут кто-нибудь, Наката тут же открыл бы глаза и стал действовать. Но в небе точно постелили ковер – пепельные тучи затянули его сплошь. Однако дождя, похоже, можно не бояться. Это все кошки знают. Знал и Наката. Глава 11 Когда я закончил рассказ, было уже довольно поздно. Сакура сидела за кухонным столом, подперев голову руками, и внимательно слушала. Что мне всего пятнадцать лет, и я еще учусь в средней школе, что я украл у отца деньги и смотался из дома в Накано. Я рассказал, как поселился в Такамацу в гостинице, как ездил днем в библиотеку читать книга. И как очнулся весь в крови, лежа на земле у храма. Конечно, о многом я умолчал. Ведь о вещах, по-настоящему важных, так просто не скажешь. – Значит, мать от вас ушла и взяла только твою сестру. А тебя в четыре года на отца бросила? Достав из бумажника ту самую фотографию, сделанную на берегу, я показал ее Сакуре. – Вот моя сестра. Она посмотрела на фото и вернула мне, ничего не сказав. – С тех пор мы с ней ни разу не виделись, – проговорил я. – И с мамой тоже. У меня с ней – никакой связи. Я даже не знаю, где она сейчас. Не могу вспомнить, какая она, какое у нее лицо. От нее ни одной карточки не осталось. Запах помню. Какие-то ощущения. А лицо никак вспомнить не могу. Сакура хмыкнула и, не отнимая рук от подбородка, сощурившись взглянула на меня. – Тяжелый случай вообще-то. – Да уж… Девушка молча смотрела на меня. – А с отцом у тебя дело не пошло? – немного погодя поинтересовалась она. Дело не пошло? Как тут ответить? Я только пожал плечами. – Ну конечно. Чего тебе из дома бежать, если все в порядке, – констатировала Сакура. – Получается, ты удрал, а сегодня вдруг у тебя то ли сознание, то ли память отшибло. Так? – Так. – А раньше с тобой такое случалось? – Да. Иногда, – не стал скрывать я. – В голове вдруг бац! – как будто предохранитель вылетает. Как бы кто-то что-то переключает. Переключит – и я могу что-нибудь такое сделать, а соображать только потом начинаю. Вроде я – и вроде не я. – То есть сам себя не чувствуешь? Значит, и наброситься на кого-нибудь можешь? – Было дело, – признался я. – И что? Доставалось от тебя кому-нибудь? Я кивнул. – Пару раз всего. Да и то так… ничего серьезного. – И в этот раз то же самое было? – спросила Сакура, подумав. Я покачал головой: – Нет… такое в первый раз. Я ведь начисто отрубился. Что все это время творил, совершенно не помню. Память отшибло напрочь. Такого еще не было. Сакура разглядывала майку, которую я достал из рюкзака, внимательно изучая не отстиравшееся кровяное пятно. – Значит, так. Последнее, что ты помнишь, – это как ты ел. Так? Вечером, в какой-то забегаловке у вокзала? Я кивнул. – Что потом было – не помнишь ничего. Очухался в кустах, на задворках у этого храма. Через четыре часа. Майка в крови, в левом плече тупая боль. Так? Я опять кивнул. Она принесла карту города и, расстелив ее на столе, прикинула расстояние между вокзалом и храмом. |
