- Ты видишь, Свенельд? – крикнул громовым голосом Святослав, указывая окровавленным мечом, на летящего среди молний всадника.

- Он пришел за тобой, каган! – в ужасе воскликнул воевода. – На небе ты нужнее, чем на земле.

Но Святослав, похоже, не услышал воеводу, страшным ударом меча снизу вверх он выбросил из седла ромейского патрикия и соколом взлетел на его белого коня.

- С нами Перун, русы! Вперед, за бога и кагана!

Магистр Константин, слегка пришедший в себя от пережитого потрясения, с ужасом смотрел, как воспрянувшие русы мечами прорубают себе дорогу в месиве ромейских тел. Небесного всадника уже не было на поле битвы, зато появился другой, земной, но не менее страшный. Это он первым врубился в ряды клибанофоров, преграждавшим русам путь в Доростол. Это он едва не добрался до императора Цимисхия, столь неосторожно ринувшегося в сечу. Спасая императора, клибанофоры чуть подались назад, и их замешательство стоило ромеям победы. Русы прорвались к городу. Вновь выстроились в фалангу перед воротами города и ощетинились копьями.

- Боже мой, - только и сумел вымолвить Варда Склир побелевшими губами. – Спаси и сохрани нас пресвятая Богородица.

Ромеи медленно пятились от стен Доростола. Русы их не преследовали. Битва затухала сама собой, и только небо продолжало безумствовать над головами живых и павших, а холодные струи дождя безжалостно хлестали в спины отступающим ромеям.

Лагерь Цимисхия утонул в грязи. Сыро было даже в шатре императора, где собрались промокшие до нитки и злые на весь мир патрикии. Сам император уже успел переодеться в другую одежду, которую его слугам каким-то чудом удалось уберечь от потопа, и смотрелся на фоне своих приближенных почти орлом. Впрочем, печать уныния лежала и на лице императора. Иоанн Цимисхий в который уже раз упустил птицу счастья, забившуюся было в его руках. О потерях, понесенных ромеями в этой битве, никто даже не заикнулся, и без того было понятно, что они оглушительные. Важнее было то, что уцелевшие утратили всякое желание сражаться. Даже патрикии дрожали сейчас не только от холода, но и от страха. Таинственный всадник, возникший невесть откуда, среди молний и потоков воды, льющихся с неба, будоражил воображение многих, в том числе и магистра Константина, доселе весьма скептически относившегося к славянским богам.

- Быть может, нам следует вывести флот из Дуная? – предложил Василий Неф, пряча глаза от рассерженного императора.

- И позволить русам уйти водой из Доростола?! – рыкнул на патрикия император.

- Зато Болгария останется за тобой, божественный, - утешил Цимисхия магистр Константин.

Вспыхнувший было в шатре спор прервал Варда Склир, вошедший в шатер императора. Полководец склонился к Цимисхию, сидящему в кресле, и что-то горячо зашептал ему на ухо. Патрикии, стоящие чуть в отдалении, услышали только одно слово «Святослав» и не на шутку взволновались. Неужели безумный каган предпринял еще одну попытку прорыва?!

- Каган Святослав предлагает нам вступить в переговоры, патрикии, - сказал Цимисхий, поднимаясь с кресла. – Слава Всевышнему, победа остается за нами.

За победу, впрочем, пришлось заплатить дорогую цену. Настолько дорогую, что многим она уже не казалось победой. В сущности император принял все условия русов и беспрепятственно выпустил их из Болгарии, с захваченной ими в походе на Византию добычей. Святослав в обмен дал слово не нападать первым на империю. Договор был скреплен взаимными клятвами, и магистр Константин, приложивший немало сил для его заключения, мог, наконец, вздохнуть свободно. Встреча императора с каганом состоялась неподалеку от Доростола. Причем каган Святослав, приплывший на встречу в ладье, не только не поклонился Цимисхию, но даже и не встал со скамьи. Поведение руса не лезло ни в какие ворота, но ромеи промолчали, дабы не подвергать риску жизнь божественного императора.