– Ты совершенно забыла о нашем соглашении, – упрекал он, и хотя Виктория ни в чем не прекословила и даже время от времени пыталась сделать что‑то, ее хватало ненадолго.

А их супружеские отношения ухудшались с каждой ночью. Он больше не приближался к ней, поскольку плотская любовь была Виктории омерзительна и, кроме того, она была убеждена, что Джефф непременно их услышит. Чарлз довольно много пил, Виктория постоянно курила, и запах табака доводил его до бешенства. Не такой жены и не такого брака он хотел. Подобная жизнь воплощала в себе все, что было ненавистно Чарлзу.

И когда Оливия через полтора месяца приехала к ним погостить, пред ней предстала ужасающая картина полной разрухи. Примерно это она себе и представляла: не даром ее, словно магнитом, тянуло в Нью‑Йорк. Она остановилась в отеле, но, когда явилась в дом зятя, обнаружила, что он и жена почти не разговаривают. Оливия немедленно увезла Джеффа вместе с Генри и Чипом в отель, а перед этим не допускающим возражений тоном предложила сестре любым способом помириться с мужем. Но когда на следующий день она снова навестила родственников, оказалось, что положение еще более ухудшилось.

– Да что происходит?! Что ты вытворяешь?! – набросилась она на сестру, но Виктория ответила разъяренным взглядом.

– Это не брак, Оливия. Это сделка. Так всегда было, есть и будет. Он нанял меня горничной, экономкой и гувернанткой для своего сына. И только.

– Вздор! – резко перебила Оливия, вышагивая по комнате. Она, как всегда, взяла на себя роль рассудительной, умной старшей сестры. – Ведешь себя как избалованное, испорченное отродье! Он предложил тебе защиту, свое имя, спас от позора и вытащил из той передряги, куда ты попала по собственной глупости, дал тебе дом, ребенка, беспечную жизнь, а ты бесишься оттого, что должна вести хозяйство и присматривать, чтобы кухарка готовила приличный обед. Нет, Виктория, никто тебя не нанимал, просто тебе не слишком улыбается быть нормальной женой и матерью.

– Ты ничего об этом не знаешь! – взорвалась Виктория, задетая слишком справедливыми словами Оливии.

– Я знаю, как ты эгоистична и привыкла потворствовать своим желаниям, – уже спокойнее сказала Оливия, от всей души желая помочь сестре измениться. Она по‑прежнему ужасно тосковала по ней, но не могла допустить, чтобы сестра сотворила очередную глупость, расставшись с мужем. Для Чарлза это окажется настоящей катастрофой. Что уж говорить о Джеффри! – Ты должна постараться, Виктория. Сделать усилие. Пройдет время, и ты привыкнешь. Я помогу тебе вести дом, – пообещала она, умоляя взглядом сестру образумиться.

– Не желаю вести ни его дом, ни чей‑либо. И никогда не желала. Это все отец! Его выдумки! Решил наказать меня за Тоби!

Но Оливия знала, что истинная кара настигла сестру в ванной комнате в Кротоне. Пусть теперь выполняет свои обязательства и привыкает к новой жизни! Но Виктория напоминала птичку, бьющуюся о прутья клетки и ломавшую перышки. Она больше не могла летать, но продолжала рваться к свободе.

– Я скорее умру, Оливия, чем останусь здесь, – мрачно выговорила она, бросаясь в кресло и хмуро взирая на сестру.

Но Оливия оставалась непреклонной.

– Не желаю больше слышать подобный вздор.