|
Дети медленно перемещались по квартире, взгляды их были затуманены, они так вошли в роли, что внешний мир не существовал для них ни в каком своем проявлении. В лицензионной программе всегда предусматривается трехпроцентное внешнее вмешательство в сознание актера — для того, чтобы ему было легче выйти из роли, когда спектакль закончится. Но в пиратской копии такая мелочь не предусматривалась, и вошедшие в роль дети ощущали себя в полностью воображаемом мире. Я мог побить их, колоть иголкой — никто даже не отреагировал бы. Представление находилось в самом разгаре, и у меня была почти невыполнимая задача — направить действие к финалу. Иначе, когда пиратская программа закончит работу (а она эту работу когда-нибудь закончит!), наступит коллапс сознания, и спасти эту семью — особенно детей — могут не успеть даже лучшие реаниматоры службы спасения.
Что я мог сделать? Войти в представление сам? Рискованно: мне вовсе не улыбалось оказаться убитым кем-нибудь из этих милых созданий. Конечно, это будет виртуальное убийство, убийство в домашнем спектакле, но если меня убьют хотя бы виртуально, как я смогу довести расследование до конца? Нет, это не выход. Отключить ретранслятор с программой спектакля я тоже не мог — наступила бы немедленная реакция, тот же коллапс сознания. Мне было жалко родителей, а еще больше детей, которые наверняка обожали играть в домашних спектаклях и не могли предположить, что собственный папочка по причине патологической жадности купил для них не нормальную режиссерскую программу, а ее пиратскую копию. Какие еще оставались варианты? Только один — войти не в спектакль, а непосредственно в программу. Это тоже был риск, но, по крайней мере, только для меня, а не для участников спектакля. Рисковать не хотелось, но, в конце-то концов, я должен был отрабатывать свою зарплату — я ведь пришел сюда не для того, чтобы наблюдать, нужно было принимать меры, причем немедленно. Вздохнув, я обошел главную героиню (интересно, кого она сейчас видела перед собой? Кем я ей представлялся? Или, может, был просто пустым местом?), обнаружил рядом с телевизором красивую коробку домашнего театра (модель не из дешевых, японская, на это у хозяина деньги нашлись, а вот на лицензионную программу он поскупился!) и осторожно приподнял крышку. Да, диск там стоял, несомненно, пиратский — не было даже фирменной наклейки. Я открыл свой кейс, достал ментальный тестер и принялся проверять сигналы, подаваемые в мозг действующих лиц. Разумеется, они это ощутили — будто неизвестная черная фигура возникла в мире, где они сейчас находились. Главный герой даже со шкафа спрыгнул — хорошо хоть, не на меня. Я уменьшил напряжение, фигура-тестер стала невидимой, и «актеры» успокоились. Я быстро оглядел плату искаженного режиссерского замысла — конечно, как в большинстве пиратских копий, здесь произошел пробой смысла. Кошмар: главный герой представления, этот жмот-хозяин, был, оказывается, одновременно жертвой, убийцей и частным детективом, распутывающим загадочное убийство на балу! Если бы не мое своевременное вмешательство, дело могло закончиться шизофренией, и не в вируальном, а в самом что ни на есть реальном мире… Пришлось действовать быстро. Я изменил причинно-логические связи, и представление понеслось к финалу. Роль детектива отошла к женщине, которая мгновенно догадалась, что жертвой, убившей себя, мог быть только ее муж. Арест папочки произвели дети, и я, отойдя на безопасное расстояние, наблюдал, как огромный мужчина бьется, будто рыба, в руках собственных чад. Минут через пять финал оказался отыгран, программа отключилась, и хозяин квартиры воззрился на меня с изумлением. — Кто вы такой? — вскричал он. — Как вы здесь оказались? — Моя фамилия Шекет, — представился я. — Намерен конфисковать пиратскую режиссерскую программу вашего домашнего спектакля. |
