— Давайте, показывайте! — обычно говорил клиент. — Я уверен, что мне это не понравится, но раз уж вы пришли и…

«И уселись за мой стол», — хотел он добавить, но не успевал, потому что я с быстротой молнии подключал к его вискам рецепторы погружения, включался сам и нажимал кнопку старта.

Когда падаешь в колодце времени, действительно возникает ощущение свободного падения, не каждому это нравится, так что мне приходится находиться рядом, но это не самое страшное. Неприятности обычно начинались, когда мы выбирались из колодца и оказывались, скажем, в Риме эпохи Нерона или в Греции времен Перикла.

— Ах! — восклицал потенциальный покупатель и бросался в огонь, чтобы спасти подпаленный императором Вечный город.

Я хватал его за фалды пиджака или ворот рубахи и объяснял, что любые активные действия он сможет предпринять лишь тогда, когда приобретет аппаратуру погружения в личное пользование за три тысячи двести тридцать шекелей плюс налог на покупку. А пока можно лишь смотреть и не вмешиваться.

Обычно этого оказывалось достаточно, чтобы покупатель восклицал: «Беру!», и мы возвращались назад, он подписывал бумаги, платил деньги, получал пульт управления, а я удалялся, чтобы не видеть все муки, на которые Колодец обрекал всякого, кто попытался бы по своей воле изменить ход исторических событий. В инструкции об этом, кстати, не было сказано ни слова.

Любители путешествий в прошлое действительно могли только наблюдать за событиями, но это не касалось меня — бывшего патрульного времени, владевшего всеми приемами превращения видимого в реальное.

Именно из-за этого и возникали ситуации, чреватые для меня смертельным риском.

Как-то, помню, бухнулись мы с потенциальным покупателем на глубину двенадцати тысяч лет и оказались в Атлантиде в период наивысшего расцвета этой удивительной империи. Будучи патрульным, я провел в Атлантиде несколько успешных операций по исправлению истории, и теперь с любопытством осматривался, узнавая знакомые места, в то время, как потенциальный покупатель крутил головой, ничего не соображая и не понимая даже, нравится ему здесь или кривые стены домов, скошенные под углом в сорок пять градусов, навевают ужас.

Пока потенциальный покупатель (кажется, его звали Барух Милькис, но не ручаюсь за точность) стоял, разинув рот, я увидел, как неподалеку от нас два дюжих атланта ростом метра четыре пытаются рекрутировать в евнухи парнишку, еще даже не достигшего возраста зрелости. В отличие от Баруха Милькиса, я знал, что эта деятельность противозаконна: евнух императора — должность, конечно, почетная, но сугубо добровольная. Вообще-то не мое дело было вмешиваться, но, сознаюсь, не сдержался.

Милькис все еще стоял с раскрытым ртом, а я храбро бросился на обидчиков молодого поколения и врезал одному в ребро, другому в пах, а третьему…

«Позвольте, — успел подумать я, — а третий-то откуда взялся? Их же двое только что было — парнишка не в счет!»

…А третьему я врезал в солнечное сплетение, отчего тот согнулся пополам и отлетел к стене здания Совета Высшей Нервной Деятельности, возле которого мы как раз находились.

— Аркабаз! — прокричали атланты ритуальное ругательство и бросились наутек, поскольку в столице каждый знал: посягнуть на достоинство императорских стражей могли только более высокопоставленные императорские же чиновники, и правило это не знало исключений. Получив от меня по первое число, оба стража решили, что степень моей приближенности к императору очень высока и у меня есть законное право лишить их добычи.

Двое ретировались, а третий остался. Он уже оправился от моего удара, выпрямился и… Вот тут я охнул: передо мной стоял Иона Шекет собственной персоной с бляхой патрульного времени на отвороте модной атлантической рубахи.