За такое время она могла бы научиться не произносить имени любовника вслух, особенно если всякий раз получала за это взбучку.
— Варька, повтори-ка еще разок все, что тебе удалось подслушать у них в номере, — попросил Марк.
— Да я уже точно не помню…
Все, как по команде, посмотрели на Лешу — обладателя феноменальной памяти. Леша задрал голову, поводил глазами по потолку, потрогал языком внутреннюю сторону щеки, помычал и наконец произнес без всякого выражения:
— «Нет. Клянусь тебе, я ничего ей не говорила. Ты пропал, я встревожилась и попросила тебя поискать. Это все. Честное слово, Дима». Дальше он ее ударил, а она сказала: «Прости, я не хотела». А он ответил: «Еще раз услышу имя Дима…» Все.
— Потрясающе. Тебе бы, Леша, на сцене «Гамлета» читать или «Короля Лира». Публика поумирала бы от восторга, слушая знаменитый монолог, исполненный в этом оригинальном телеграфном стиле.
— И ты еще говорил что-то про злобные речи завистников? — набросилась я на Прошку. — Не слушай его, Леша, сам он «Гамлета» в принципе не смог бы прочесть со сцены, потому как читать не умеет и в жизни не запомнит фразу больше чем из трех слов.
— Ишь, как она ринулась на защиту своего Лешеньки! — разгневался Прошка. — Меня могут хоть до смерти заклевать, она и ухом не поведет, а стоит кому-нибудь чуточку задеть это бесчувственное бревно…
— Хватит! — грубо оборвал его Марк. — Леша, повтори еще раз первую реплику Ларисы.
Леша послушно воспроизвел слова Ларисы еще раз.
— Чем только у тебя голова забита, Варвара? — обрушился на меня Марк. — Дамскими романами, что ли? Выдумала какого-то любовника, роковые страсти… Неужели не понятно, что Лариса обращалась к мужу? Это он Дима, а не какой-то там мифический возлюбленный!
— Кто — он? — не поняла я. — Лева?
— Конечно! За несколько минут до этой сцены ты в разговоре с ним высказала удивление, как это Лариса вышла за него замуж, а потом, когда он спросил, не жаловалась ли на него жена, заявила, что о его тайнах она тебе ничего не говорила. Первые же слова Ларисы подразумевают, что он тут же бросился к ней и стал выпытывать, о чем она тебе рассказала. Значит, ты попала в точку. У него есть что скрывать. После этого Лариса называет мужа Димой, а ты придумываешь какого-то любовника!
— Подожди, Марк! — взмолился Генрих. — Не гони так. Ты хочешь сказать, что на самом деле Лева не тот, за кого себя выдает? Но эта идея гораздо более фантастична, чем Варькина версия о любовнике.
— Да уж, — поддакнул Прошка. — Лев Ломов, судя по всему, очень богатый и достаточно известный бизнесмен. Ты думаешь, его место занял самозванец, а этого никто не заметил? Ни его служащие, ни партнеры, ни конкуренты? Тогда этот Дима должен быть Левиным братом-близнецом, о котором никто не знал. Сюжетец прямо-таки диккенсовский…
— Я понимаю, почему Варька подумала о любовнике, — снова заговорил Генрих. — Во-первых, Лариса признала, что оговорилась. Во-вторых, фраза «Если я еще раз услышу имя Дима…» в первую очередь наводит именно на мысль о супружеской измене.
— Женщина может по ошибке назвать имя любовника в пароксизме страсти, а никак не в момент семейной ссоры, — не сдавался Марк.
— Могу предложить объяснение, — сказал Генрих. — Допустим, после разговора с Варварой Лева обвинил жену в том, что она жалуется посторонним на его дурное обращение, и сказал что-нибудь вроде: «О своих амурных похождениях ты небось этой девице не трепала, а о моем злобном нраве — пожалуйста!» На что Лариса и ответила: «Нет. |