— У тебе есть часы? — спросил Коля, не отрывая глаз от сплошной полосы, которая всю дорогу кривлялась, как клоун.

— У мене есть часы, — покорно ответил брат.

— Тогда засунь на них свой шнобель, — рыкнул Коля, — час ночи. Какой идиот, кроме тебе, будет в это время торговать цветы?

— Сам ты идиот, — заметил брату донельзя похожий на него родственник, — тормози возле кладбища, там этого добра больше, чем у ботаническом саду.

Коля кидает машину с братом у стены по дороге к жене и через десять минут возвращается с шикарным букетом. Еще через других десять минут он подымается с этими цветами впереди собственной морды по лестнице, а Гриша уже самостоятельно дышит в машине перегаром. Но очень скоро мимо лобового стекла, за которым скучал Гриша, пролетел букет в обнимку с его братиком.

— Вот стерва, — сказал Коля, одновременно прижимая пятак ко лбу и засовывая в машину свою морду уже без букета.

— Ага, — согласился с ним брат.

— Целовать прыгнула, а потом, гнидь сушеная, спрашивает, где я цветы достал ночью. Я автоматом сказал правду, — объяснил Грише Коля.

И они поехали дальше. Потом вылезли из машины, поднялись в парадное и деликатно позвонили у дверь.

— Кто там? — спросил их не по-ночному бодрый голос.

— Артур Валентинович, мы от Бориса Филипповича, — объяснил закрытой двери брат Коля. После случая с собственной женой он уже не хотел говорить правду незнакомому человеку. Прошел еще час и братья Николайченко с двумя чемоданами у руках вышли на свежий ночной воздух. В квартире спокойно лежал на полу Артур Валентинович. Одним ударом ножа Гриша Николайченко в его лице перерезал линию Позднякова по перекачке безналички в чистый нал. И больше того, нарушил давным-давно налаженное превращение этих самых денег, которым подыскала достойное место Рая Пожарник, в доллары. Кроме всего, директор комиссионного магазина Артур Валентинович даже при большом желании уже не смог бы поставлять фирме Позднякова новых клиентов. И о том, что государственный магазин, который на самом деле был собственностью Позднякова, для него уже накрылся, так об этом после всего сказанного можно просто помолчать. Как и за то, что вытаскивали от директора с рукояткой ножа между шестым и седьмым ребром братья Николайченко, чтобы хоть как-то компенсировать расходы Панича после потери фамильных бриллиантов.

А в это время Жора Макинтош уже сидел напротив балабола Акулы и пристально смотрел на его наглую морду. Надо вам сказать, что Акула был сущим балаболом, потому что сам себе придумал эту линию поведения. Ну кто будет ожидать чего-то серьезного от такого шутника? Акула пользовался этим и дурил людей. Он варил сам себе гордой одиночкой, временами срывая крупный куш на том, над чем постоянно и кропотливо вкалывали фирмы Панича и Позднякова. Эти люди коллекционировали в поте лица без выходных и отпусков, а наглый Акула после хорошего навара изнывал от безделья по кабакам, спортзалам и блондинкам. И вот к такому пассажиру из зала ожидания очередного навара зашел очень занятой человек Макинтош.

— Акула, — заметил ему Жора, — может быть, тебе хватит болтаться где-то посередине? Настало время выбирать.

— Волк-одиночка не нуждается в стае, — ответил ему сильно грамотный Акула.