Молодые были так счастливы, что не сводили друг с друга влюбленных глаз. Розалинда наконец поняла, что Энтони любит ее дочь по-настоящему, точно так же, как и Селия любит его. От тревоги Розалинды не осталось и следа. Она больше не скажет о зяте ни единого дурного слова.
К Розалинде подошел лорд Уорфилд.
– Добрый день.
Герцогиня улыбнулась и поспешно сунула носовой платок за пояс.
– Добрый день, лорд Уорфилд. – Хотя Розалинда не сводила глаз с новобрачных, она чувствовала на себе взгляд лорда Уорфилда.
Селия и мистер Хэмилтон, направляясь к экипажу, то и дело останавливались, принимая поздравления.
– Вы… э-э… – Лорд Уорфилд смущенно откашлялся. – Вы довольны, не правда ли?
Она вздохнула, смахнув с ресниц слезинки.
– Разумеется. А вы в этом сомневаетесь?
– Ну… Вы смотрите на молодых и плачете… Я знаю, что вы не в восторге от Хэмилтона.
– Он теперь – мой сын, и я буду любить его так, как если бы он был моей плотью и кровью. – Герцогиня выразительно посмотрела на лорда Уорфилда. Дэвид, разумеется, рассказал ей все о кознях мистера Чилдресса, о том, как они все заблуждались, обвиняя Энтони, и Розалинде больше не хотелось об этом говорить, тем более сегодня, в этот торжественный день. – Как матери невесты, мне простительно проливать слезы радости.
– Ах, ну если это были слезы радости, тогда другое дело. – Он вздохнул с облечением. – Радость можно только приветствовать.
– Особенно на свадьбе, – улыбнулась Розалинда.
Уорфилд улыбнулся в ответ.
«У него приятная улыбка», – неожиданно для себя подумала герцогиня.
Разумеется, когда Уорфилд не провоцирует ее и не вступает с ней в пререкания.
– Можно мне поговорить с вами? – спросил граф.
– Конечно, – удивленно ответила она. Последние несколько дней они редко разговаривали – после того злополучного дня, когда расстроенная герцогиня пришла к нему и граф, успокаивая Розалинду, ласково гладил ее руку. Герцогиня осознавала, что Уорфилд в большей степени был Энтони отцом, чем когда-либо за всю свою жизнь старый граф Линли. И она была не прочь исподтишка выведать о своем зяте как можно больше. К своему удивлению, чем больше Розалинда разговаривала с графом, тем большей симпатией проникалась к нему. – О чем вы хотели со мной поговорить?
– Не здесь. – Он покосился на открытую настежь дверь часовни, за которой гости, смеясь, непринужденно беседовали о чем-то с женихом и невестой. – Давайте пойдем туда.
Розалинде стало любопытно, и она прошла с ним туда, куда показал граф: в ризницу, где хранился журнал для регистрации, в котором только что поставили свои подписи Селия, ее братья и сама Розалинда. Пролистав журнал, герцогиня с изумлением увидела выцветшую подпись ее покойного мужа Уильяма тридцатилетней давности, а рядом – свою собственную. Господи, как давно это было!
– Ваш муж? – хрипло спросил Уорфилд.
Розалинда кивнула. Она помнила, как нервничала, какие сомнения ее терзали в тот день, когда она выходила замуж за герцога, который был вдвое старше ее и имел двух сыновей, старший из которых был всего на восемь лет моложе ее самой. Герцог был таким серьезным, представительным и элегантным. Красивым, высоким, темноволосым. Розалинда любила Эксетера, но это была любовь, смешанная с благоговейным преклонением. Она робела перед ним, особенно в первое время после свадьбы. Между ними никогда не было той непринужденности в общении, какая существовала между Селией и Энтони.
– Тоскуете по нему? – спросил граф.
Розалинда перевернула страницу, пролистав книгу, и вернулась к последним записям. |