— Это c-с-стильная мод-дная з-з-зимняя Ш-Ш-ШУБКА, — проворчал он. — А вам всем просто з-з-завидно.
Сопляк принялся раздавать приказы;
— Хватит, мы и так уже уйму времени потеряли. Всем разбиться на пары и взять под уздцы одного из этих Саблезубых. А вы, СЛАБАКИ, — повернулся он к Иккингу и Рыбьеногу, — займитесь полуслепым.
— Вы, драконы, недолюбливаете нас, людей, верно, Одноглаз? — спросил Иккинг, заняв вместе с Рыбьеногом боевую позицию позади огромного Саблезуба.
Одноглаз выплюнул в снег громадный сноп пламени.
— Недолюбливаем? — прошипел он, — Это ещще мягко сказано, Я вассс НЕНААВИЖУ каждой каплей моей чиссстейшей изумрудно-зеленой крови. Вы, человечишшшки, вероломны, невежественны, жадны и жестоки. Я сссорок лет был вожаком моей Ссстаи, возглавлял ее и в добрые бремена, и в сссуровые, А этот вашшш Сссопляк, что он понимает в НАССТОЯЩИХ вожаках? Гнусссная сссвинья с кнутом в руке. У меня от ненависссти зубы сссводит… Когти чешшшутссся рассстерзать всссех до единого Двуногих, Лупоглазых, Лопоухих людишшшек на этой планете…
— Красота, — нервно пробурчал Рыбьеног, — Нас угораздило заполучить Ездового Дракона, который нас ТЕРПЕТЬ НЕ МОЖЕТ. Вот уж повезло так повезло… Наконец они тронулись в путь. Одноглазочень, ОЧЕНЬ МЕДЛЕННО тащил их вверх по ущелью, через дремучий сосновый лес. К этому времени прочих мальчишек и след простыл.
Лес кончился так же внезапно, как и начался. Перед друзьями высился отвесный склон, ведущий на вершину Негодяевки, и на нём не росло ни единого деревца. На вершине горы Одноглаз остановился. Высшую Точку отмечал одинокий валун, Иккинг крепко уцепился за скалу, чтобы его не сдуло ветром и не закружилась голова, и осторожно выглянул на другую сторону, туда, где далеко внизу простирался Пролив Торов а Гнева.
Обычно в этом негостеприимном проливе бушевали и море, и Злокоготь, Они кружили, поднимали водовороты и свирепо дрались друг с другом, Но сейчас узкая полоска морской воды замерзла, стала тихой и белой, как сама Смерть, и единственным напоминанием о Злокогте были кошмарные стоны, гудевшие в ушах, как головная боль, да смутная тень, которая медленно ворочалась подо льдом, будто грозовая туча.
— Пошли поскорее отсюда, — поежился Рыбьеног. — В Варварском Архипелаге полным-полно зловещих, мрачных мест, но это — САМОЕ зловещее и САМОЕ мрачное.
Не знаю, доводилось ли ВАМ когда-нибудь Охотиться-на-Лыжах-с-Луком-и-Стрелами, но должен вам сразу сказать, искусство это не из легких. Съехать на лыжах с горы — это само по себе не так-то просто, а ведь при этом надо еще и ПОДСТРЕЛИВАТЬ маленьких Полупятнистых Снегоступиков, существ мелких и проворных, как колибри.
Впридачу к обычным тяготам этого Зимнего Вида Спорта Рыбьеног был никуда не годным лыжником и жутким мазилой. Он мчался с горы, стараясь сохранить равновесие, и лук у него в руках вертелся, точно ветряная мельница. Впрочем, будь даже его руки неподвижны, как скалы, это вряд ли бы помогло, потому что он страдал ужасным косоглазием, и его глаза постоянно наезжали друг на друга точно так же, как лыжи. Так что, честно говоря, если Рыбьеногу иногда и удавалось ХОТЬ КУДА-НИБУДЬ попасть, то это выходило по чистой случайности. Вот и сейчас Рыбьеног, согнув колени, как будто сидел на унитазе, ринулся с горы, носки его лыж плугом сошлись внутрь, и на первой же кочке он полетел вверх тормашками.
Иккинг стояла на лыжах чуть лучше Рыбьенога, но в любом спорте важно не только мастерство, но и ЖЕЛАНИЕ, А желания у Иккинга не было ни малейшего. На самом деле ему очень нравились Полупятнистые Снегоступики, красивые птички небесно-синего цвета. Иккинг часто наблюдал за ними из окна. Они строили себе снежные гнезда, похожие на маленькие иглу. |