Так что через полчаса Иккинг и Рыбьеног так и не подстрелили ни одной птички, хотя Полупятнистые Снегоступики сновали и прыгали вокруг, точно блохи на драконьей спине.

— Черт, черт, ЧЕРТ! — в сердцах вскричал Иккинг, в очередной раз промахнувшись.

Вся эта суета сильно забавляла Одноглаза.

— Интересные вы человечишки, — протянул он. — Никогда не встречал викингов вроде вас. Маленькие, задохленькие… На лыжах стоять не умеете. И охотиться не умеете. И даже орать вам не под силу.

— ДА отстань ты, — сердито огрызнулся Иккинг.

Тут Рыбьеног свалился в пятьдесят четвертый раз. Он с головы до ног вывалялся в снегу, промок до нитки и продрог до костей, и это отнюдь не улучшило его меткости. Вдобавок ко всему он, кажется, сильно простыл.

— НИЧЕГО у меня не выйдет! — стенал он. — НИЧЕГО! А-а-ап-чхи! Сопляк с Песьедухом небось уже перебили всю птичью популяцию архипелага, а мы не можем раздобыть ни одного жалкого Снегоступика! Ну почему эти гадкие птицы не могут постоять смирно хоть ДОЛЮ СЕКУНДЫ?

Иккинг помогал Рыбьеногу подняться в шестьдесят восьмой раз, как вдруг ему почудился раскатистый человеческий смех. Он доносился откуда-то издалека, снизу, из-за высокого сугроба, Облокотив Рыбьенога на палки и предупредив Беззубика, чтобы сидел тихо, Иккинг осторожно выглянул.

Там, в сотне метров ниже по склону, ему открылось зрелище, от которого у Иккинга по спине пробежал нехороший холодок.

Саблезубый Одноглаз выглянул из-за левого плеча Иккинга и мрачно заворчал. Шипы на его мускулистой спине встали дыбом, единственный глаз прищурился. Хвост с шипастым кончиком грозно задергался из стороны в сторону.

— Эти человечишшшки, — прошипел он, — эти человечишшшки хуже всех оссстальных…

— Что там такое? — поинтересовался Рыбьеног, утирая нос рукавом и держась за задницу, ноющую после частых падений.

— Истерики… — прошептал Иккинг. — Сникни…

Истериков было шестеро. Одетые в черное, они сидели на заснеженном склоне. Перед ними на земле лежали пять убитых оленей, на белом снегу ярко алела кровь. Истерики, похоже, присели позавтракать перед долгим возвращением в родную Деревню на другом берегу Пролива Торова Гнева. Они разложили небольшой костерок и руками запихивали в рот большие куски оленины. Лыжи, луки и стрелы были воткнуты в снег у них за спиной.

— Слава Тору, они нас не заметили, — прошептал Иккинг Рыбьеногу. — Пошли, тихонько вернемся тем же путем, каким пришли…

Этот план удался бы на славу.

Да вот только на Рыбьенога вдруг что-то нашло.

Он и до этого выглядел неважно: глаза слезились, из носа текло: его била лихорадка. А тут, увидев Истериков, он вдруг порозовел, затем побагровел. Рыбьеног недовольно зафыркал:

— Сборище безмозглых идиотов!

— Да. да, — шепотом согласился с приятелем Иккинг. — Пошли-ка отсюда…

— Убийцы! Только и способны, что приканчивать несчастных оленей средь бела дня! Вонючие бессовестные негодяи!

— Верно, — согласился Иккинг. — Но пора смываться, пока они не прикончили нас…

Но не успел Иккинг остановить Рыбьенога, как тот, пошатываясь, поднялся на ноги. взмахнул мечом и с криком «ГАДЫ-Ы-Ы!» ринулся вниз.

У Истериков оленина встала поперек горла. Они с интересом посмотрели на нежданного гостя.

Иккинг онемел от удивления гораздо сильнее, чем они. Рыбьеног, вспахивая лыжами снег, неуправляемо мчался по склону. Лыжные палки вертелись в воздухе, как бешеные, стрелы торчали из колчана, точно иглы дикобраза.