Знаменитости грациозно двигались по ковровой дорожке, а я, высунув диктофон, задавала вопросы от «Шика», из-за которых чувствовала себя круглой дурой. Практически все вежливо отвечали и шли дальше. Даже легче стало: Мод Бове обрадуется сегодняшнему урожаю цитат! А потом из черного лимузина вышел он. Коул Браннон.

Словно танцуя, он приближался ко мне. Боже, неужели начались галлюцинации?

Нет, это не мираж, Браннон собственной персоной, шагающий от лимузина к зданию театра. Как по команде засверкали вспышки, толпа возбужденно загудела. Из собравшихся на ужин гостей он самый знаменитый.

Колени тряслись, перед глазами взрывались яркие звезды, что вряд ли объяснялось только бессонной ночью и переживаниями. Внезапно до меня дошел смысл выражения «вскружить голову».

Он был совершенно великолепен в смокинге, выигрышно подчеркивающем мускулистый торс. Улыбаясь в камеру, Коул плыл по ковровой дорожке. Девушка из «Штучки» задала несколько вопросов, а когда он ответил, захихикала. Корреспондентка «Нью-Йорк пост» тоже что-то спросила, Коул покачал головой, тихо ответил и ослепительно улыбнулся. Перекрикивая друг друга, папарацци спрашивали, зачем он пришел на ужин. Деликатно понизив голос, актер объяснил, что знаком с раком не понаслышке: злокачественную опухоль недавно удалили у его мамы.

А потом он обернулся ко мне.

Наши глаза встретились, и я будто окаменела. Чертовски неожиданно; кто знал, что так получится? Даже репортеры и те притихли, и на одно больше похожее на вечность мгновение в целом мире существовали только мы с ним. За спиной послышались приглушенные смешки: пришедшие в себя фотографы и журналисты вспомнили, что я та самая девушка, которая спала с кинозвездой, а потом написала об этом в «Стиле».

Я первой прервала гнетущую тишину. Сердце билось так бешено, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

– Привет! – чуть слышно сказала я.

– Привет… – неуверенно ответил он, а в синих, устремленных на меня глазах мелькнула настороженность.

Нужно набрать в легкие побольше воздуха и по возможности успокоиться.

– Коул, прости, что так получилось с августовским номером.

Я торопилась, слова неслись стремительным потоком, наслаиваясь одно на другое. Щеки огненно-красные, руки трясутся. Он не отвечает, молча на меня смотрит, а лицо какое-то странное…

– Клянусь, я ничего не знала и не писала ту страшную статью. Честное слово, мой очерк переделали!

Не сводя с меня глаз, Коул будто прирос к месту. Молчит… Пусть скажет хоть слово: что верит мне, что простил и не злится… Нет, молчит. Глубоко вздохнув, я огляделась по сторонам. Вокруг сверкали яркие вспышки, а мне почему-то было все равно. Завтра вечером наши фотографии появятся в вечерних шоу, во вторник – в «Будуаре», и снова пойдут слухи: Клэр Райли и Коул Браннон – любовники. Но меня это больше не тревожило, все мысли были об одном: нужно доказать Коулу, что я просто не могла обидеть его умышленно.

– Ты должен верить мне! – умоляла я, и вид мой, наверное, был таким же отчаянным, как голос. – Статья в «Будуаре» не моих рук дело, небом клянусь!

Я по-собачьи заглядывала ему в глаза, надеясь, что он хоть как-нибудь отреагирует.

Еще целую минуту в нашем мирке царило тягостное молчание.

– Я знаю, что ты не связана с «Будуаром», – проговорил он. – Ничего, кроме ерунды, они не пишут.

Вздохнув с облегчением, я тут же спохватилась: Коул еще о статье в «Стиле» ни слова не сказал.