– Ну, как? Что сказал? Чего хотел? – торопливо спросил городничий.

– Ничего, – буркнула я, бросив ботинки в лохань позади стойки. – Устал с дороги, наверное.

– Может, усладить его слух изысканной песней? – предложил Франтик, бренькнув по струнам.

– Сдурел? – поинтересовался городничий. – Он мужчина утонченный, сразу видно. А от твоего воя даже медведи разбегаются. Хочешь, чтобы герен из окошка сиганул?

– А что ему станется, – невозмутимо пожал плечами Франтик. – У его ж крылья.

Вот бы посмотреть, как он превращается в дракона! Распахивает крылья и летит, летит над нашими Лоханками, и крылатое отражение плывет по озеру…

– Так, все на выход! – скомандовал городничий. – Не будем мешать дракону. А ты, с лютней, первым вон.

– А ужинать? – с надеждой спросил один из мужиков.

– Дома поешь, – отрезал он.

– Пахнет так, что я сейчас язык проглочу, – не сдавался тот.

Я обернулась в сторону кухни, откуда доносился аромат жаркого. Ягненка и правда было жаль. Завтра вкус будет не тот.

– Так, не расходимся, – приказала я. – Если уважаемому исконнику приспичило поголодать – его право. Зря я, что ли, полдня готовила? Все к столу!

Жаркое уминали за милую душу, но, поостыв, я все же отрезала хороший кусок герену. Пусть первое знакомство не задалось, но я не собиралась отступать от плана. Полив запеченные ребрышки клюквенным соусом, я вынула из печки горшочек с томленым картофелем и грибами. Устроив все на поднос, добавила блюдце с маринованными огурчиками и чесноком, чашку с фирменным морсом, два ломтя свежего ржаного хлеба…

– Ты отнес его чемоданы? – спросила я у Виктора, который составлял грязную посуду в таз.

– Отнес, – кивнул Виктор. – Он там лежит и страдает. На меня и не посмотрел.

– Хам, – с раздражением повторила я, осознав, что больше всего меня задело равнодушие герена.

Не то, чтобы я была такой уж красавицей, но привыкла, что при взгляде на меня мужчины смягчаются, приосаниваются и начинают подкручивать усы. А у этого Шпифонтейна и усов то не было! Весь такой гладко выбритый, причесанный, словно вылизанный весь… Не должен быть мужчина таким ухоженным и красивым! Что тогда остается нам, женщинам?

Я потерла запястье, словно бы хранившее прикосновение герена, и еще раз осмотрела блюда, внезапно подумав, что и они, возможно, не дотягивают до высоких столичных стандартов.

– Заменишь меня? – попросила я, и Виктор, кивнув, пошел за стойку.

А я, взяв увесистый поднос, поднялась по лестнице, постучала и, толкнув дверь попой, вошла в комнату. Гарольд Шпифонтейн, прикрыв глаза, лежал на кровати, а гусь, которого я крутила из полотенца добрых полчаса, валялся на полу, отброшенный безжалостной рукой.

– Ужин, – сухо сказала я.

Поставив поднос на столик у камина и усадив гуся на стул, я ушла, хлопнув дверью.

***

Гарри приоткрыл глаза и посмотрел на еду, оставленную трактирщицей. Девушка, которая видно и есть та самая Кэти, оказалась очень миленькой. Невысокая, аппетитная, вся такая чистенькая, словно с картинки, золотисто рыжие волосы заплетены в косы и уложены на затылке, но упрямые кудряшки выбивались на висках и надо лбом. Она предупредила о низкой балке, но он не слушал, занятый своими мыслями, и потом так искренне всполошилась, словно бы и правда волновалась о нем.