|
Как бы то ни было, он ощутил небывалое спокойствие и без различие, стойкое нежелание шевелиться и жажду покоряться. Вся его прежняя суетливая жизнь, полная раздачи подарков и беготни по бедным семьям, лазанья по каминным трубам и исполнения идиотских желаний, представилась ему напрасной и утомительной. Ему захотелось лежать в сугробе, с полною инертностью относясь к тому, что с ним сейчас сделают. Он почувствовал даже некоторое сокращение своих мыслительных способностей, да и зачем ему было думать в этом необычайно приятном состоянии? Сила воли у него тоже начисто атрофировалась, и он начал было заученно произносить: «Что воля… что неволя… все одно…» — но вспомнил о миллионах ожидающих его малюток, стряхнул с себя оцепенение и трезвым взглядом оглядел страну. Он еще много кому и много чего был должен, а она, кроме денег, никому и ничего.
— Понравилось? — спросил суженый. — Ничего, приятно, — рассеянно отвечал Дед Мороз. — И надолго с ней такое? — Как получится, — пожал плечами суженый. — Есть-пить не просит? — Да зачем ей теперь есть. Она видит, что я бегаю, ну и сыта. Ты ступай, дед, ступай. Тебе же меньше беспокойства. Она тебя теперь в ближайшие восемь лет ни о чем не попросит. — А… ну-ну, — не очень уверенно сказал Дед Мороз и сначала медленно, а потом все быстрее понесся в свою Лапландию, где долго еще отогревался горячим чаем. А страна в своем полусне почти ничего и не заметила: — Энто ктой-то приходил? — Новый год приходил, спи, — отвечал муж. — А чего ему надо? — Ничего не надо, пришел и ушел. Нечего ему тут делать. — Энто правильно, — сонно сказала страна. — Как у нас там, все в порядке? — Все штатно, — лаконично ответил муж. — Ну и хорошо, — с трудом проговорила страна. — Теперь вообще все хорошо, давно бы так. И чего я, дура, страдала? Сходила под себя, повернулась на другой бок и продолжила поступательное движение по своему особому пути.
ПОЛНОЧНЫЕ ЗАПИСКИ
По Кремлю пошел слух, что Дед пишет мемуары. Сначала никто не поверил. После того как он тяжело сошел с кремлевского крыльца, с сипением выдохнул Путину «Берегите Россию» и скрылся в Барвихе, свита с облегчением вздохнула. Непредсказуемый период российской истории кончился. Все стойко надеялись, что Дед погрузился в тяжелую русскую спячку и перешел в разряд реликвий. Первые намеки прошелестели весной. — Пишет? — Каждый день по три-четыре страницы. Собственноручно. — Может, Вальке диктует? — Да он Вальку и близко не подпускает! Пошли к Вальке. Тот, как обычно, сидел в своем теневом кабинете со спущенными шторами и объяснялся жестами. — Валентин Борисович, — робко кашляя, интересовалась чиновная шушера. — Правда ли, что в скором времени… ваш, то есть наш, бывший, то есть первый, патрон, то есть президент… изумит человечество новым шедевром? Валентин в своей манере загадочно пошевелил бровями, дернул плечом и пожевал губами. — Плохо дело, — смекнула челядь и затаилась по норам. Ближе к осени стало достоверно известно, что первый президент России практически не встает, но не потому, что лежит, а потому, что пишет. Каждую ночь он просовывал под дверь барвихинского кабинета несколько страниц, мелко и плотно исписанных его неповторимым почерком. Дочь бесшумно собирала листочки и относила проверенной машинистке, тут же набиравшей текст на компьютере. |
