Если бы нас об этом предупреждали, мы бы никогда не вступили в команду. Впрочем, как знать.

Я стою долго-долго и рассматриваю себя сверху донизу. Пересчитываю синяки. Трогаю ссадины. Смотрю, как вода закручивается в водоворот и уходит в слив.

Я пытаюсь собраться с духом.

Думаю: «Это мое тело, и сколько всего оно умеет! Я могу заставить его вертеться колесом, кувыркаться, летать».

Высушив волосы, я собираю их в хвост и закалываю невидимки, чтобы ни один волосок не выбился.

Потом встаю перед зеркалом и вижу чистое свежее румяное лицо.

Я медленно вожу по коже липкими спонжиками, пушистыми кисточками, маслянистыми палочками. На моих щеках расцветают розы. Ресницы твердеют под слоем туши, становятся черными и блестящими. Волосы – сияющий, утыканный невидимками шлем.

Я смотрю в зеркало и вижу себя.

Наконец-то вижу саму себя.

Мое сердце поет, и я ему не мешаю.

Она уже второй или третий раз подряд нас кидает. Мы со счету сбились.

Ей на нас плевать.

Она нас ненавидит.

– В чем мы провинились? – всхлипывает наша новенькая, прижимаясь лбом к дверце шкафчика. – Что мы сделали не так?

День проходит как в тумане. Что-то происходит, но я не замечаю. Бледная как полотно, Тейси избегает моего взгляда.

А я думаю о бездне, представляю, как загляну в ее бесстыжие глаза и не испугаюсь. Сейчас мне нельзя бояться.

– Держись, скаут! – горланит Рири. – Увидишь, что мы умеем!

И все кричат.

Я словно чувствую прикосновение божье. Что бы я без этого делала? Я взмываю до самых небес, стоя на мускулистых плечах Минди. Или стою на полу, пружиня коленями, и поднимаю Бринни Кокс, держа на ладони ее легкую ступню, помогая ей взлететь к облакам.

Это чувство – величайший дар.

Как и та таблетка аддерала, которая обнаружилась сегодня в кармане кофты. Давнишний подарок Бет. Он окрыляет меня, и мне кажется, что я могу все.

Когда внутри пустота, чувства обостряются и кажется, что все в твоей власти.

Когда в моем сердце господь, внутри – реактивный двигатель, ничто не остановит мой полет. Ничто нас не остановит.

Рири ловко орудует щипцами, закручивая в спираль свой длинный хвост.

Пейдж Шепард со временной татуировкой на загорелом лице вытягивает ногу и делает пируэт, приземляясь в объятия Минди. Черная изолента на ее запястье как широкий гладиаторский браслет.

Кори Бриски натирает немеющие руки обезболивающей мазью и широко улыбается, показывая острый оскал. Дикий зверь внутри нее готов полакомиться свежей кровью.

Даже контуженная Эмили – наш раненый боец – окунает пальцы в охлаждающе-разогревающую мазь и растирает каменные ключицы Минди, что-то нашептывая ей на ухо.

А я… видели бы вы меня. Высокая, подтянутая, сильная и легкая, я кувыркаюсь на скользкой плитке и не боюсь ничего и никого. Только посмейте меня остановить.

Вот что никогда не понять большинству людей. Они смотрят на нас, смазливых куколок, ярких, обсыпанных блестками, и смеются, ухмыляются, входят в раж. Но самого главного не видят.

Ведь все эти блестки, сверкающая пыль и прочие ритуальные действа – все это боевая раскраска, перья и когти, кровавая жертва.

Но где же наш бесстрашный предводитель? Точнее, предводительницы?

Должен же кто-то направить эту беспокойную энергию в нужно русло, соединить отдельные пульсирующие органы в один мощный организм, который снесет все на своем пути.

А что если бы этим «кем-то» была я?

И я хожу по рядам, глажу подруг по спинам, заплетаю французские косички, втираю ментоловый бальзам и повторяю ободряющие слова: «Давайте, девчонки, покажем им, на что мы способны!»

Я даже впервые заговариваю с новенькой – несчастным желторотым цыпленком – которой сегодня придется быть флаером, если Бет не соизволит явиться.