А потом из ванной появляется капрал Прайн, сжимая в пальцах горлышко пивной бутылки.

Рири смотрит на меня, трясет головой и шепчет: «О, нет».

Все солдаты в отутюженных на совесть рубашках-поло, и только Прайн в обычной футболке, на которой изображены черепа и кости. Из одного черепа торчит огромный нож, а грудь пересекает надпись: «Любовь убивает».

Кивая своей огромной головой-ластиком, Прайн приближается к нам.

Бет скидывает спортивную куртку и остается в роскошном золотом топе; она подходит к нему, улыбаясь краешком рта, что в случае с Бет означает одно: новые неприятности.

Рири начинает пританцовывать, виляя бедрами, хватает меня за руку, и, глядя на то, как свободно она ведет себя в мужской компании, я понемногу успокаиваюсь. И вот мы уже танцуем, крутим попами, Рири изображает робота.

Специально для нас смешивают ром с диет-колой; слабоалкогольные коктейли льются рекой. Рядовые ведут себя по-джентльменски и предлагают сыграть в «пиводуй». Мне не удается уловить суть игры, кроме того, что всем участникам приходится по очереди склоняться над столом и дуть на игральные карты, а потом снова и снова выпивать.

Вскоре мне уже на все плевать – на пятна на покрывале и потолке, раковину, что грозит обрушиться, когда на нее облокачиваешься, стараясь удержаться на ногах; на засаленный ковролин под ногами. Мы с Рири сбрасываем туфли, залезаем на кровать и танцуем там, стукаясь попами. Гвардейцы одобрительно вопят. Но мне плевать.

Мне плевать: ром, лимонад с водкой и рюмка текилы ударяют в голову и, словно волшебное зелье, преображают все вокруг.

Заплеванный жвачкой школьный мир со всеми его шкафчиками, истертым линолеумом и беспросветной тоской растворяется; остается лишь тепло; все кажется таким прекрасным, что дух захватывает.

Она возится с моим телефоном, пытаясь набрать текст сообщения.

Ничего плохого не случится, все в порядке, ведь вокруг люди Уилла. Один из них берет нас за головы и подталкивает друг к другу. Он хочет, чтобы мы поцеловались.

– Всегда готов, – говорит он, – всегда рядом.

– Раньше мы никогда не были подругами, – говорит Рири, обнимая меня и притягивая ближе. – До этого года. Ты всегда была подружкой Бет. Она не желала тобой делиться. Я даже тебя боялась. Вас обеих.

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, как будто сама себе удивляется.

И кто я такая, чтобы не дать себя обнять твердой мускулистой руке? Мы с этими парнями – как Колетт и Уилл. Как будто она – это я.

Я уверена, что она с Прайном, но рядовой Тиббс – милый, веснушчатый парень, – отводит меня в смежную комнату, где Прайн, вырубившись, лежит на кровати. Бет рядом нет.

Джинсы Прайна спущены до щиколоток, трусы наполовину сползли – все хозяйство наружу. Даже сейчас, когда он один в комнате и спит, он выглядит устрашающе. Возможно, дело в запахе – густом и неприятном.

Мы с рядовым обходим все коридоры и лестничные площадки. Он рассказывает о сестре, которая учится в колледже штата; о том, как переживает за нее, когда слышит рассказы о пьяных танцах в мужских общежитиях и девчонках, возвращающихся домой под утро.

Мы разыскиваем Бет не меньше часа, а может, больше, и мне удается сохранять спокойствие лишь потому, что, блуждая под длинными гудящими флуоресцентными лампами, я усиленно концентрируюсь на том, чтобы не пропустить ни одного обработанного освежителем закоулка.

Но все ярко освещенные коридоры похожи друг на друга; все они залиты желтым светом и пусты.

Когда мы наконец находим ее спящей в моей машине, я уже почти трезва от свежего ночного воздуха. Лицо Бет расслаблено и напоминает личико спящего ребенка, но туфель на ней нет, юбка задрана, и, насколько я могу судить, отсутствует нижнее белье.