– Слова прирожденного капитана, – с улыбкой произносит Бет. – Всегда знала, что ты метишь на мое место.

– Ничего подобного, – я отворачиваюсь и продолжаю спускаться вниз. Уже совсем темно, я слышу позади ее шаги.

– Да знаю я, – говорит она, и я чувствую, что она улыбается.

Она неправа. Я никогда не хотела быть капитаном. Мне и в голову такое не приходило. Лейтенантом быть и то нелегко.

– Кроме того, – замечает она, поравнявшись со мной, – если задуматься, все это действительно странно. Мужчина в самом расцвете сил и вдруг – бам! – стреляет себе в висок?

– В рот, – поправляю я.

И холодею.

– В рот? – молниеносно реагирует Бет.

– Так в газете было написано, – запинаясь, говорю я, – он сунул дуло в рот и выстрелил, разве нет?

С ней или без нее, нужно быть начеку. Подыгрывать. Как на матче, когда трибуны ревут, а кроссовки скрипят на полированном полу и нужно улыбаться фальшивой улыбкой, пока не заболит лицо. Пока не захочется умереть.

Спину выпрямить, грудь вперед, будь готова всегда. Ведь Бет всегда готова.

– Не знаю, Эдди, – она не сводит с меня глаз. – В рот, ты уверена?

– Или нет, – отвечаю я. – Наверное, перепутала. У меня крыша едет от нехватки сахара в крови, – я расплетаю косу, невидимки летят во все стороны и рассыпаются по земле.

Я почти чувствую ее разочарование: плохо я разыграла партию, не в пример ей.

Еще несколько часов я проклинаю себя за то, что вообще попыталась противостоять Бет, что решила, будто смогу с ней тягаться.

Поняла бы, Бет?

Это ли я почувствовала?

Не знаю.

Нехотя, на долю секунды позволяю себе мысленно вернуться в квартиру, воспоминание о которой теперь похоронено в глубинах моей памяти. В темную заболоченную пещеру в центре Земли.

Для меня она такой и остается – болотом, в которое я шагнула и увидела человека под водой, тонущего человека.

Ведь было так?

Это было ужасно. Я точно знаю. Эта квартира показалась мне худшим местом в мире – и теперь это место находится внутри меня.

– Эдди, ты не хочешь приехать? – я слышу тепло в ее голосе… и отчаяние. – Останешься сегодня у меня. Мэтт в командировке, помнишь? Мне так одиноко.

Учитывая то, что творится со мной, представляю, как терзается Колетт. И я рада, что она тоже что-то чувствует, ведь глядя на нее, понять это невозможно.

– Сделаю нам коктейли с авокадо, споем Кейтлин колыбельную, сядем на террасе, завернемся в пледы и будем смотреть на звезды. Ну или придумаем что-нибудь еще, – она всеми силами пытается меня заманить.

Еще месяц назад я мечтала об этом, и даже теперь, посреди всего, что сейчас творится – пожалуй, сейчас даже особенно – мне приятно ее внимание. Да, нас сплотило небывалое, страшное происшествие, но сплотило навсегда, правда же? И пусть наша общая тайна заставляет меня вздрагивать каждый час – она же меня и греет.

И я еду. Но Кейтлин уже спит, в холодильнике не оказывается авокадо, а на улице идет мелкий противный дождь.

Колетт сидит на табурете за кухонным столом, небрежно свесив ноги, и пишет список покупок. Потом оплачивает счет за электричество. Выжимает кухонные полотенца и рассеянно смотрит в окно над раковиной.

Теперь, когда я уже приехала, кажется, что она не хочет, чтобы я была здесь.

Словно я напоминаю ей обо всем плохом.

Я иду в туалет, а когда возвращаюсь, вижу, что она стоит у стола и смотрит на мой телефон.

– Ты можешь его просто выключить? – просит она.