– Лица такие, будто вы хотите переспать со всем залом! – велит она, и мы сияем в экстазе.
– Улыбайтесь так, будто замуж за них готовы! – приказывает она. Будь у нее кнут, она бы сейчас хлестала им нас по ногам. – Жгите, жгите, жгите!
Мы не щадим себя и выкладываемся ради нее. Три дня до финального матча, а нам пришлось взять в команду еще одну курицу из юношеской лиги. Мы выкладываемся ради Бет, потому что в понедельник вечером хотим продемонстрировать ухмыляющимся «Кельтам» нашу крутость, нашу эпическую дерзость, наше дьявольское великолепие.
Но главным образом мы выкладываемся потому, что наш топот отдается в ушах звоном – неистовым высокочастотным звоном, почти заглушающим звуки хаоса нынешнего и грядущего. Благодаря этому звону нам почти удается игнорировать предчувствие, что все меняется, и что там случится дальше – не предугадать, а главное, не остановить.
А может, и не это главная причина. Может, мы просто пытаемся разрушить ужасающую тишину, избавиться от ощущения, что слабое эхо наших собственных голосов – единственный звук, слышимый в округе. От чувства, что тренер ускользает из наших цепляющихся рук, что, может, ее уже нет. Что у нас нет больше центра, а может, никогда и не было.
Бет – это все, что у нас есть. Но этого достаточно. Ее громогласный рев способен заглушить всю тишину этого мира.
Без тренера никто не считает нужным убрать за собой. Так всегда было при Бет. Пол усеян мусором: пустые банки из-под диетической колы, обертки от жвачки без сахара и тампонов, раздавленные ягоды годжи. Даже чьи-то скомканные стринги.
Я иду, взирая на эти жалкие осколки нашего девичьего существования; под ногами похрустывают разбросанные шпильки.
Сердце после тренировки все еще колотится, и я думаю о том, как блистала сегодня Бет. Я не видела ее такой со второго курса, когда огонь в ней еще пылал. Когда ее не отвлекали мелкие склоки, ее собственные несчастья и скука, наползающая со всех сторон.
Возможно, она еще никогда не была настолько хороша, как сегодня. Будто ничего и никогда она не любила так сильно.
«Вот что сделала для нее тренер, – думаю я. – Она всем нам помогла».
И тут я вижу Бет в дверях тренерского кабинета. Тень, которую отбрасывает ее крошечная фигурка, протянулась через весь коридор.
– Капитан, – говорю я, в надежде сделать ей приятное, – вы нас сегодня загоняли.
Она стоит ко мне спиной, и я не вижу ее лица.
Я подхожу ближе.
Надеюсь, молюсь, что она обрадуется.
Ведь теперь она сама стала тренером, по крайней мере, на время.
– Бет, – повторяю я, – с возвращением на трон.
Солнце заливает все вокруг, и вся ее фигура светится темным золотом. Я останавливаюсь в нескольких шагах от ее янтарного силуэта.
– Бет, – говорю я, – теперь у тебя есть все.
Наконец она слегка поворачивает голову, я вижу лишь намек на профиль, затемненный завесой черных волос.
И тут я понимаю, я вижу, что у нее ничего нет; ничего не осталось. Она думала, что ей нужно именно это, но ошиблась.
– Солнце зашло, прекрасна луна, – тихо произносит она. – Праздным гулякам шляться пора.
И я соглашаюсь с ней. Конечно же, я соглашаюсь.
Глава 25
Мы напились густого сладкого вина, оставляющего на языке липкий налет. Бет называет его вином для бомжей, и мы и впрямь сейчас чувствуем себя бомжами. Бродягами. Полуночными праздными гуляками.
Я забываю обо всем, и мне кажется, что здесь, за мерцающими гранитными стенами ущелий и скал я укрыта от всех невзгод.
Со мной рядом Бет, я слышу ее частое дыхание, она говорит что-то невнятно, прерывисто, слова рассеиваются в воздухе у меня над головой и в небе над нами. |