Вспомним клерка английского адмиралтейства Джона Вассала, которого прихватили в Москве на гомосеках, его ломали, его шантажировали целый вечер, ему в нос совали фото, а он отказался, чуть не застрелился, возвратившись домой. А потом? Потом подумал трезво и дал согласие. И блестяще таскал секретные документы целых 9 лет.

Спокойно, пусть она привыкнет, главное — расстаться друзьями. Выждать, дать успокоиться, потом подойти снова, не потерять контакт, плод еще вызревает, и требуется время, чтобы он упал на землю, прямо к ботфортам. Она пила кофе, пожилая некрасивая женщина с тусклым взглядом, слушала меня и равнодушно кивала. Наконец пытка окончилась, я усадил ее в такси, пообещав позвонить на следующий день. Она лишь вяло улыбнулась в ответ.

— Прощайте…

Я звонил ей два дня подряд, но к телефону никто не подходил, наконец услышал ее голос, но от встречи она отказалась, правда, говорила вежливо, полицией больше не грозила и скандала не затевала. Дело рухнуло (скорее всего, она призналась в своих прошлых грехах посольскому офицеру безопасности). Оставалось лишь завернуться в пресловутый белый плащ, купить пару бутылок датского аквавита и восвояси отправиться, домой.

В Москве меня не ругали. Пути разведки усеяны шипами, а не только розами, и если бы все вербовки удавались, то на этой прекрасной планете яблоку некуда было бы упасть: одни агенты, все население Земли — агенты! И мамы, и папы, и дети, и внуки! Не жалея красок, я расписал всю героическую эпопею начальнику отдела, у старого волка даже пасть опустилась после рассказа о катаниях под слежкой, не говоря уже о смертельной конфронтации в ресторане.

«Хорошо, когда секретарь парторганизации показывает пример другим коммунистам!» — заметил он удовлетворенно.

В тот же вечер мы зверски накачались датским аквавитом.

Метаморфозы киллера

Только идиоты считают, что убийцы не имеют ни нервов, ни сердца, только круглые дураки убеждены, что убийцы не страдают, переламывая шейные позвонки.

Стояла поздняя осень, в подъезде дома было душно, как в аду, солоноватый пот ручьями тек по лицу, руки словно слезились, и приходилось вытирать их о брюки, он менял площадки, всматривался в окно, беспрерывно глядел на часы, ожидая Льва Ребета. Подъехала грохочущая машина, он встрепенулся, ощупал мокрой рукой баллончик со смертельным газом, напрягся, словно Ребет уже был рядом, но машина оказалась совсем другой марки, и не объект вылез оттуда, а чахлая дама с зонтом.

Он с ненавистью наблюдал, как она вошла в подъезд, он слышал гудение лифта и на всякий случай перебрался на площадку между этажами. Мелькнула кабина, почти рядом распахнулась дверь, и прямо на него покатился по лестнице юный шалопай, пролетел, даже не взглянув на Богдана, хотя тот успел набросить на лицо маску равнодушия. Сердце билось так громко, как будто в голове орудовал кувалдой кузнец.

И тут бесшумно подкатил «Опель» с Ребетом, толстым, лысым, благодушным и совсем не подозревавшим, что это его последняя поездка на этом свете перед переселением в департамент иной. За руку видный бонза ОУН (организация украинских националистов) попрощался с телохранителями, отпуская, по-видимому, веселые шутки, ибо спина его тряслась от хохота, повернулся и медленно, вразвалку зашагал к подъезду.

Загудел лифт, захлопнулась дверца, снова гудение, гудение и гудение, которому нет конца.