— У нее есть я.

Стальные нотки, прозвучавшие в его голосе, заставили Дану поднять глаза. Взгляд Кейна сверкал холодной решимостью. Он словно давал обещание — клялся, что никогда не бросит дочь в беде, не забудет, не отвернется от нее… как когда-то отвернулся от Даны.

— И потом, у нее есть заботливая и любящая бабушка — моя мать, — продолжал он с угрюмой гордостью в голосе, словно желая напомнить Дане, что мать живет с ним под одной крышей. — Не думай, что моя дочь несчастна. Это не так.

— Не сомневаюсь, что она… очень тебе дорога.

Пробормотав эти слова, Дана поспешно, словно ища спасения, уткнулась в свою чашку. Мысли ее вертелись вокруг одного слова: любовь. Кейн не любил свою жену — но дочь он любит. И этой любви его мать не боится, не пытается ее разрушить — напротив, поощряет и поддерживает…

— Кейн, почему ты не стал врачом? — спросила она вдруг.

— Надоело выполнять все желания матери, — резко ответил он, осушил свою чашку одним глотком и поставил на стол, морщась от горечи кофейной гущи.

Страшась, что он сейчас встанет и покинет ее, Дана поспешила объяснить свой вопрос:

— Видишь ли, все это время я представляла тебя в белом халате. Помнится, ты хотел стать хирургом…

— Извини, что разочаровал тебя, — саркастически ответил он.

Кейн поднялся с места, готовый уйти. Взгляд, полный холодной злости, подсказал Дане, что он очень зол: на нее — за то, что она докучает ему расспросами, и на себя — за то, что пустился в откровения. Это не твое дело, читала она в его глазах, моя жизнь тебя не касается.

Разрываемая чувством вины и страхом потерять его, Дана снова заговорила:

— Ты не разочаровал меня, Кейн. Просто я помню, как твоя мать требовала… чтобы я не стояла у тебя на пути.

По крайней мере, он задумался. Обратил к ней хмурое лицо.

— Дана, ты никогда не стояла у меня на пути.

— Может быть… — Она глубоко вздохнула, отчаянно желая подобрать верные слова — слова, которые не оттолкнут его и не оскорбят. — Может быть, тогда… я все понимала неправильно.

— Значит, мама что-то тебе наговорила. Почему же ты не пошла ко мне, не спросила меня, что я об этом думаю?

Потому что в это время ты лежал в больнице со сломанной челюстью.

Дана тяжело вздохнула. Надежда стремительно покидала ее: она чувствовала, что им не суждено понять друг друга — слишком высока стена горечи и разочарования. Все, что она ни скажет, Кейн истолкует превратно и обернет против нее. И все же она не могла сдаться без боя.

— Я знала, что ты хочешь стать врачом. Мне казалось, что для тебя это очень важно. И вот я думала: в один прекрасный день, когда ты окончишь учебу, получишь работу в какой-нибудь из городских клиник, станешь серьезным ученым доктором… — Дана попыталась улыбнуться, но получилась какая-то гримаса, — я вернусь домой и поздравлю тебя с твоими достижениями.

— И проверишь, осталось ли что-нибудь от нашей любви? — все с той же холодной иронией закончил Кейн.

— Нет, я просто… это просто мечта. Фантазия.

Фантазия. Это слово напомнило ему о встрече на маскараде — и обо всем, что произошло после… Неспешным оценивающим взглядом Кейн окинул Дану от макушки до пят. Она вспыхнула, невольно затрепетав.

— Что же теперь? — негромко спросил он. — Судьба развела нас. Будем по-прежнему идти разными дорогами?

— Неужели нельзя иначе?! — вскочив, с мольбой воскликнула она.

Кейн взял из ее рук чашку кофе, которую Дана машинально вертела в ладонях, и поставил на стол.