Изменить размер шрифта - +
В этот момент мысли его казались ей необыкновенно значительными. Если она вдруг прерывала это его состояние каким-нибудь своим глупым вопросом, например, о чём он сейчас думает, то он отвечал ей со значительным видом что-нибудь, вроде «…у тебя так прекрасны подколенные впадины, что ты ими одними можешь кого угодно лишить рассудка».

Они говорили друг с другом очень много и напряжённо, что, говорят, обычно влюблённым не свойственно. Но, может быть, именно в этом и есть отличие любви осознанной (если этот термин вообще применим в этом сочетании) от чувства припадочной страсти, часто принимаемой за любовь.

Арсений чувствовал постоянную потребность делится с ней буквально всем, так как теперь всё, включая мироздание, имело к ней самое непосредственное отношение.

Эта всепоглощающая привязанность к Нике удивляла его самого. До встречи с ней он чувствовал себя личностью полноценной и абсолютно независимой. А сейчас он был только частью её. Но в этом чувстве не было никакой ущербности. Наоборот. Привыкший мыслить аналитически, он представлял себя с Никой сразу двумя сторонами одной монеты, на каждой из сторон которой был высечен их двойной профиль — как ни брось, орёл или решка, они неизменно выпадали вместе.

Ника же, со своей стороны понимала, что он готов для нее на все, и она теперь должна быть очень осторожна в своих желаниях.

Он приобрёл привычку разговаривать вслух в её присутствии, произносить порой целые монологи, как бы ни к кому не обращаясь, отвечая невидимому собеседнику.

— Другие, — говорил он, — сознательно или бессознательно, оценивают нас исключительно по той пользе, которую мы можем принести им конкретно. В этом нет никакой романтики, но зато много практической пользы для человечества в целом и для конкретного индивидуума, в частности. И с чем бы человек ни столкнулся в жизни, на любом уровне — бытовом, социальном, религиозном — первая, архиважная оценка, это конкретная польза ему лично или, если он способен мыслить минимально масштабно, его потомству. В этом, вообще, принцип всего живого. И только когда у человека полностью отключается этот, выработанный многими тысячелетиями инстинкт, речь идёт о настоящей любви.

Он говорил ей, что с тех пор, как он её встретил, у него такое чувство, будто он носит вокруг шеи, на невидимой цепочке, потайной золотой ключик от райского сада, который он может открыть в любой момент. И она, Ника, была не только владелицей, но и создательницей этого крохотного райского островка, размером и ценой в жизнь.

— Осторожно, — говорила она ему. — Мы живём так, как будто нас никто не видит, будучи всё время на виду. Мы разъедаем спокойствие обывателя. Потому что, если признать, что это существует и не случилось именно с ним, есть от чего прийти в отчаяние. Ведь если не испытал этого, то всё остальное бессмысленно.

— Именно это и случилось с моей матерью. И называется это очень простым, хорошо известным даже детям словом — зависть. Чувство, которое, в большой степени, движет миром. Это банально. Но истины вообще банальны. Она тебе завидует. Понимаешь? Что с тобой случилось то, чего не случилось с ней.

Нике эта тема была очень неприятна. Эта жгучая, необъяснимая на её взгляд ненависть глубоко её травмировала. Она вела с Ксенией бесконечные монологи, пытаясь объяснить ей то, что объяснять бессмысленно.

И каждый раз она приходила к выводу, что ненависть эта имеет под собой некую неизвестную, почти мистическую почву. Что она, лично она, Ника, не может вызывать такой удушающей ярости, ни на чём конкретно не основанной и не поддающейся никакому объяснению.

Арсений относился к этому гораздо спокойней.

— Счастье вообще вызывает мало сочувствия. А моя мать проживает жизнь так, как будто сценарий этой жизни поручен некоему истеричному режиссеру. Сейчас у неё момент эпилептической материнской любви, которая сопровождается такой же эпилептической ревностью.

Быстрый переход