Испуганный и потрясенный, Четыресыра попытался помочь ему, успокоить, навалившись всем телом, но получил затрещину и такой пинок ногой, что, поджав хвост, отодвинулся в сторону.

Схватившись за голову, он взмолился, чтобы это скорее кончилось. Слишком ужасное было зрелище.

Невидимая сила бушевала все сильнее, изгибая спину Рино, словно хотела ее переломить, но мгновение спустя она его отпустила, и Рино замер, распластанный в грязи. Даже фонарик погас.

"Она ушла, потому что забрала с собой душу Рино"

Его лучший друг был мертв. Единственный человек, который его любил.

Он пришел ему помочь, а Господь..

"который должен был забрать тебя, вонючий насильник и душегуб"

... лишил его жизни, когда он поднял валун.

Четыресыра свернулся в клубочек рядом с Рино.

"А теперь? Что мне делать?"

Обычно на эти вопросы отвечал Рино. Он всегда знал, что делать.

Четыресыра сел и хлопнул Рино по плечу: "Аминь". И перекрестился.

"Он умер за меня. Господь хотел кого-нибудь за Рамону, и Рино пожертвовал собой".

"Его найдут и подумают, что это он убил Рамону. Тебе ничего не будет"

Четыресыра с облегчением улыбнулся. Встал, убрал член обратно в штаны, поднял фонарь и шлем, сунул пистолет за пояс и вернулся к Рамоне.

Сняв у нее с пальца колечко с черепом, он, прихрамывая, пошагал к дороге.

Алюминиевые двери лифта раскрылись, и, закутанный по уши, Данило Апреа вышел в подъезд.

В глазах все кружилось, так что он поневоле прислонился к стене шахты лифта.

Вестибюль представлял собой длинное помещение с обшитыми темными деревянными панелями стенами. Гладкий мраморный пол. Слева — швейцарская с маленьким телевизором и стопкой счетов. Справа — лестница. За стеклянной дверью капли дождя мочалили насквозь промокший коврик для ног и секли кусты герани в горшках.

Выблевав три литра алкоголя и уговорив полный кофейник, Данило почувствовал себя лучше, хотя и не мог сказать, что похмелье совсем сняло. По крайней мере, его уже не тошнило.

Некрепко держась на ногах, он направился в сторону двери, незаметной в деревянной облицовке стены, открыл ее, не включая света, спустился по ступенькам, на ощупь отыскал ручку и распахнул дверь гаража. Остановившись на пороге, он потянул носом воздух.

Тот же запах сырости и бензина.

Он не входил сюда ровно с 12 июля 2001 года.

Собравшись с духом, он повернул выключатель.

Неоновые лампы замерцали, осветив длинный подвальный гараж с двумя рядами машин.

Данило прошел к своей, слыша, как гулко отдаются его шаги о бетонные стены.

"Альфа-ромео" была накрыта серым чехлом.

Данило положил руку на капот. От прикосновения к металлу по рукам побежали мурашки.

"Не думай об этом"

Сделав глубокий вдох, он стянул чехол.

На мгновение Данило представил свою дочь, сидящую в зеленом детском сиденье и заливающуюся смехом. Он отогнал это видение.

Лаура Апреа умерла из-за этого самого сиденья.

— Проклятая застежка не открылась. Заклинило, — до изнеможения повторял он потом всем. Терезе, полицейским, всему миру.

Девятого июля 2001 года Данило отпросился с работы, чтобы отвезти дочку на плановый медосмотр. Обычно этим занималась Тереза, но в тот день она с матерью оформляла документы у нотариуса.

— Все в порядке, — сказал доктор, ласково шлепнув по попке Лауру, которая хихикала голышом на кушетке. — Наш здоровячок в полном порядке.

— Это не здоровячок. Это настоящая пухляшечка, правда? — Улыбаясь до ушей, Данило обернулся к дочери. И пока доктор мыл руки, он зарылся лицом в живот малышки.