НОЧЬ

Тут все вокруг так почернело, что Алиса решила: приближается гроза. — Какая огромная туча! — сказала она. — Как быстро она приближается! Ой, у нее, по-моему, крылья!

Страшная пляска началась в двадцать два тридцать шесть, когда грозовой фронт, застрявший на несколько дней среди горных вершин, освободил и погнал на юг долетевший до Апеннинского полуострова сибирский ветер.

Висевший посреди ясного и вышитого звездами неба полумесяц за какие-то десять минут оказался наглухо затянут пеленой темных и низких облаков.

Тьма в мгновение ока накрыла долину.

В двадцать два сорок восемь раскаты грома, всполохи молний и порывы ветра возвестили о начале шабаша долгой грозовой ночи.

Потом полил дождь и не прекращался до самого утра.

Будь на пару градусов холоднее, выпал бы снег, и, возможно, продолжение у этой истории оказалось бы совсем иное.Дороги опустели. Ставни захлопнулись. Заработали термостаты. Зажглись камины. Параболические антенны на крышах принялись потрескивать, и дружеская встреча "Милан" — "Интер" в телевизоре стала распадаться на квадратики, отчего озверевший народ повис на телефонах.

В то время как гроза бушевала над особняком семейства Гуэрра, Фабиана Понтичелли лежала на кровати Эсмеральды в трусиках и лифчике и изучала свои закинутые на стену ноги.

Может, все дело было в травке, но в таком положении они смотрелись прямо как два куска филе камбалы.

Такие же белые, тонкие и длинные. А на пальцы только взгляните! Костлявые, один на километр от другого...

Точь-в-точь как у отца.

С самого детства она фантазировала, что является внебрачной дочерью какого-нибудь американского богача, который в один прекрасный день увезет ее жить в Беверли-Хиллз, но эти ноги лучше всяких генетических экспертиз доказывали тщетность ее надежд.

Прошлым летом семья Понтичелли ездила в семейный пансионат "Вальтур" в Калабрии, и там на пляже один парень из Флоренции, весьма симпатичный и довольно беспардонный, заметил ей, что ступни у нее совершенно как у отца.

Фабиана утешалась тем, что на этом физическое сходство с отцом заканчивалось и что под обувью это не заметно.

"Накрасить, что ли, ногти"

У Эсмеральды в ванной была целая коллекция лаков всевозможных цветов.

Однако при одной мысли о том, чтобы надо подняться с кровати и отправиться подбирать оттенок, желание улетучилось.

По радио Боб Дилан запел "Knockin' on Heaven's Door" .

— Классная песня... — зевнула Фабиана.

— О, это шедевр, — сказала Эсмеральда Гуэрра, сидящая скрестив ноги на письменном столе. Она тоже была в лифчике и трусиках. Огоньком косяка она прожигала дырки в голове старой куклы, от которой поднимались клубы ядовитого черного дыма, смешивавшиеся с чадом сигарет и ароматных палочек, тлеющих на тумбочке поверх кип модных журналов.

— А кто ее поет? — Фабиана медленно повернула голову и увидела, что по телевизору беззвучно идет фильм про ограбление, который она уже видела, с этим известным актером, как его...

— "Аль.. ? Аль.. ? Аль какой-то"

— Кто-то известный. Из восьмидесятых годов... У матери есть его диск.

— А как переводится название?

— "Хивен" значит рай. "Дор" — дверь. Двери в рай.

— А "ноккин"?

Подруга швырнула куклу в мусорную корзину и подозрительно надолго задумалась.

"Не знает", — сказала себе Фабиана.

Эсмеральда уверяла, что она наполовину англичанка, потому что в детстве жила в Калифорнии, но, когда ты спрашивала у нее значение слова чуть более сложного, чем "window", внятного ответа не получала.

Посмотрим, какую лабуду она выдаст...

— Ну? Что это значит?

— Это значит "зная.