— Да, временами у меня появлялась надежда на то, что я тебе небезразличен. А временами ты давала понять, что наши отношения вовсе не делают тебя счастливой. Но когда я предоставлял тебе возможность объяснить почему, ты всегда ускользала от меня.
— А разве для тебя это так важно? — прошептала Флора, потрясенная до глубины души.
— До тех пор пока я не получу ответа, — сказал Григ бесстрастно, — я не буду знать, как ты действительно относишься ко мне.
— А тебе ни разу не приходило в голову, что и передо мной стоит такой же вопрос?
— Разве?
— Григ, — прошептала она, — дорогой… У меня тоже нет возможности узнать, любишь ли ты меня… Доказательств обратного гораздо больше. Ты приезжаешь в имение крайне редко, ты вынуждаешь меня всегда делать все по-твоему, ты используешь детей, чтобы удержать меня…
— А ты так и не догадываешься почему?
— Потому, что ты мне не веришь, — воскликнула она горько. — Потому, что не можешь забыть о Джоне…
— Все это только в твоей власти, Флора.
Глаза их встретились.
Флора словно не доверяя своему голосу, спросила неуверенно:
— Можно, я расскажу все с самого начала?
Он только кивнул.
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы привести в порядок мысли. Прежде, чем поднять глаза на мужа, она некоторое время сосредоточенно разглядывала узор на ковре.
— Я уже многое рассказала тебе о своей матери… Только когда мама начала понимать, как я презираю ее образ жизни, она остановилась и попыталась взглянуть на себя критически. Но опоздала — для меня это уже было неважно, я окончательно порвала с ней. К тому времени я уже окончила школу и поселилась при педагогическом колледже. Мама еще около года надеялась, что я вернусь домой, но я уже в ней не нуждалась. Она старалась убедить меня, что не просто изменилась, а стала совсем другим человеком. Но я ей не верила. И вот однажды она пришла и объявила мне, что решила уйти в монастырь. Боюсь, что я тогда рассмеялась ей в лицо! В свое оправдание могу сказать только, что ничего не знала о своем отце, что училась в двенадцати школах и за это время у мамы сменилось четверо мужчин. Может быть, они были не такими уж плохими людьми и порой даже пытались относиться ко мне как к дочери, но все они в конце концов улизнули от нее. Теперь я знаю, что никогда не прощу себе того, что не захотела понять и поддержать маму. А ведь бедная мама каждый раз с появлением нового приятеля была искренне убеждена, что вот он — настоящий!
— А дальше? — мягко спросил Григ после продолжительного молчания.
— Но дело в том, что тогда мне казалось, будто это она предала меня, хотя именно я сама первая порвала с ней отношения. Странно, правда?
— Нет, если принять во внимание все обстоятельства, и то, что тебе было всего девятнадцать, — ответил он спокойно.
Флора пожала плечами.
— Когда мне было девятнадцать, я думала, что влюблена в одного студента. Иногда в его присутствии сердце у меня начинало сильно биться, а ноги делались ватными. Все кругом не стеснялись заводить многочисленные романы, набираясь опыта, а меня начала тяготить эта вседозволенность. Моему приятелю так и не удалось затащить меня в постель — может быть, потому, что подсознательно я все время помнила о матери. И наши отношения закончились весьма неприятным образом.
— Он отомстил? — предположил Григ.
— Благодаря ему я приобрела репутацию отъявленной кокетки.
Григ слегка улыбнулся:
— Боюсь, что мы, мужчины, в этом отношении болезненно самолюбивы. Но разве этот случай не убедил, что тебе вовсе не грозит опасность пойти по стопам матери?
Наступила очередь Флоры невесело улыбнуться. |