— Ну что же! Не арестуете ведь меня! — засмеялся храбро Михно.

— Пока не должен, не арестую, — ответил каштелян.

Оба шли в комнаты не очень охотно.

Каштелян занимал прежнее помещение князя Болеслава, но теперь как раз должен был отвести его для князя и гостей. Поэтому они пошли в боковую комнату, где был хаос, так как туда снесли всю мебель и вещи, а не хватало времени расставить их.

Посмотрев на исхудавшего, загоревшего и с морщинами страсти на лице Зарембу, Сендзивуй улыбнулся.

— Что же? Не надоело тебе еще бегать, как лисе перед собаками? Хочешь умилостивить князя?

— Кто? Я? Просить? Его? — вспыхнул Заремба. — Я? Ну и угадал! Ты его так же любишь и знаешь, как и я, хотя он мил по отношению к тебе, а ты к нему. Мы старые товарищи, не будем же врать, так как это ни к чему. Я и не думаю скрывать, что у меня в мыслях, а к тебе пришел не просить о заступничестве, но подговорить тебя!

— Так ты попал скверно, — возразил холодно Сендзивуй. — Я не для вас.

— А кто знает? — ответил Заремба, удобно усаживаясь. — Побеседуем-ка по-старому.

Сендзивуй, вероятно, был любопытен и молча ждал.

— Князь тебя не очень-то жалует, — говорил Михно, — это всем известно и тебе тоже. Дал тебе каштелянство, чтоб отделаться, ради твоего отца и низких твоих поклонов. Мечтаешь о воеводстве — но напрасно. Не получишь его. Впрочем, что тут воду варить? Пшемыслав ваш на княжестве не удержится. Землевладельцы его выгонят. Он убийца собственной жены, хочет быть нашим тираном. Бранденбуржцы точат на него зубы, силезцы его не выносят и хватают все, что у него есть, Поморья он не дождется. В снах он видит корону — получит ее в аду у Люцифера!

— Молчи же! — угрюмо перебил Сендзивуй.

— Почему же мне молчать? — ответил Заремба. — Слушай, не слушай, а я должен говорить. Если б ты был умен, да послушался меня, так пошел бы выше, чем теперь.

Каштелян опять нетерпеливо оборвал его:

— Глупости говорите!

— Думай, что угодно! Я еду из Вроцлава от князя Генриха. Мне велели тебя расспросить.

Испуганный и удивленный Сендзивуй живо повернулся.

— Молчи ты со своим князем. Обоих вас знать не желаю. Если будешь дальше рассказывать о таких нечестных делах, кто тебе поручится, что я не велю тебя арестовать?

Заремба засмеялся.

— Не велишь и не выдашь меня! — воскликнул. — Я тебя знаю. У тебя внутри то, что у меня снаружи. Я тебя ни к чему не принуждаю, но мы старые товарищи, я тебе желаю добра. Надо оглядываться на обе стороны. Кто знает, что будет?

— А ты оглядывался, когда влез в эту кашу, где теперь сидишь? — возразил Сендзивуй.

— Это будет видно, — сказал Заремба. — Теперь поговорим, как пристало старым товарищам, хотя ты каштелян, а я бродяга. Я тебе говорю правду. Князь Генрих Вроцлавский хотел бы с тобой поближе познакомиться. Поезжай как-нибудь к нему… может быть, это обоим пригодится.

Сендзивуй испытующе взглянул.

— Потише! — сказал он, смутившись. Заремба подмигнул.

— Послушай, твоему князю ничто не поможет, он должен пасть. Завтра, через год-два — я не знаю, но хотя бы и провозгласил себя королем, это его не минует. Если его коронуют, как ему хочется, тем скорее падет. Землевладельцы знают, что такое король. Теперь он ими помыкает, пока князь, а потом сядет на шею.

Так рассуждая, Заремба посматривал на Сендзивуя, следя за произведенным впечатлением. Каштелян, однако, обнаруживал только беспокойство и нетерпение.