— Они уже давно взрослые, Ленор, — начиная вскипать, ответила я (Г. В. Вейс назвал бы это «потеплением»). — Спасибо вам. И Эрлу-младшему.

Я зачерпнула пару ведер из скрывавшегося в душе источника лицемерия и вылила их содержимое на врагов. Они принялись жадно лакать. Лесть, даже вымученная, оружие безотказное. На какое-то время она заставила их замолчать.

Мы смотрели друг на друга почти дружелюбно. Но затем Эрл-младший разорвал магические чары.

— Тедди без работы, — сказал он.

— «…Синие стрелы, летящие в небе…» — запела Ленор гимн Военно-воздушных сил. Дни Второй мировой, когда она вслед за мужем перелетала с одной воздушной базы на другую, были для нее самым счастливым временем.

— Улетаю в Индию, — сказала я. — На следующей неделе.

Это заставило Ленор замолчать. Эрл-младший захлопал глазами.

Я рассказала им о своей встрече с Морганом Дэвисом. Никто из них не слышал о Келли, или Калки, но, с другой стороны, никто из них не слышал о Горации, Александре Попе и Паскале. Так же как о Дидро, Гейзенберге или энтропии. Они жили, успешно отторгая от себя информацию. Христианские сайентологи называли таких людей «совершенно чистыми».

Когда я закончила, Эрл-младший меня ошарашил.

— У Ленор, — он всегда называл мать по имени, к чему я была не приучена, — рак. Самый настоящий рак.

Это заявление было столь ужасным, что в комнате потемнело.

— Так и есть, — подтвердила Ленор, очень довольная собой. Для многих людей слово «рак» — что-то вроде символа их высокого общественного положения. Но только не для меня. Если я находила на своем теле хотя бы прыщик, то цепенела от ужаса.

— Вообще-то мы еще не знаем результатов, — сказала Ленор, прихлебывая третий мартини с маринованной луковичкой. — Операция состоится в больнице «Синайский кедр» во вторник. Ровно в семь утра. Тогда они будут знать. После биопсии все станет известно.

— Это просто ужасно… — Ничего другого я сказать не могла.

— Знаю. — На ее лице застыла странная полуулыбка, как будто Ленор было известно то, о чем мы и не догадывались. Возможно, так оно и было. — Думаю, это диета, — сказала она. — Из-за нее все беды. В том, что мы едим, недостаточно клетчатки. Миссис Хендон… ты помнишь миссис Хендон из Шерман-Оукс? Ей удалили грудь в августе, и все прошло благополучно…

Я сказала Эрлу-младшему, что пришлю детям первый же цент, полученный мною от Моргана Дэвиса и «Нейшнл сан». Но, с другой стороны, я ни под каким видом не соглашалась, чтобы их отправляли к психиатру.

— Они ничуть не расстроены, — сказала я. — Но непременно расстроятся, если вы станете капать им на мозги.

Тут Эрл-младший поджал губы и ответил:

— Конечно, с какой стати им расстраиваться? Учитывая то, как ты с ними обошлась…

По инерции мы сделали еще несколько па знакомого танца. Тем временем Ленор ушла на кухню. Я слышала, как она разговаривала по телефону с миссис Хендон, которая лежала в палате для умирающих.

Я сумела уйти до того, как она вернулась в гостиную.

Я никогда не любила смерть. Так же, как водный спорт. Или рабство. Я не Рыбы, а Весы.

3

Мои последние дни в Лос-Анджелесе были лихорадочными.

Морган Дэвис передал мне газетные заметки о Келли-Калки и свел с репортером по имени Брюс Сейперстин. Мистер Сейперстин работал в нью-йоркском офисе «Нейшнл сан». Он позвонил мне в дом Арлен и даже вызвался прилететь «на Побережье», как жители востока называют Калифорнию.