|
Как отослать отсюда Расмуса обратно к остальным? Должно быть, внизу, у причала, что-то случилось. Самолет так и не поднялся, а появление моторных лодок наверняка что-нибудь да значит. Интуиция подсказывала Никке: наступил конец этой злосчастной истории, и Петерсу тоже пришел конец, так же как и ему самому. Никке доволен. Все будет хорошо, только бы Расмус поскорее вернулся к отцу. Маленький ребенок не должен сидеть в лесу и смотреть, как умирает человек. Никке хочет избавить от тягостного зрелища своего друга, но не знает, как это сделать. Он не может сказать малышу: «Уходи, потому что старый Никке сейчас умрет и он хочет остаться один… лежать здесь в полном одиночестве и радоваться тому, что ты, мальчик, снова свободен и счастлив. Ты можешь стрелять из лука и пускать по воде лодочки из коры, которые смастерил для тебя Никке».
Нет, так не скажешь! А тут еще Расмус обвивает рукой его шею и ласково говорит: – А теперь идем, милый Никке, уйдем отсюда! Пойдем к папе. – Нет, Расмус, – с трудом говорит Никке. – Я не могу идти, шагу не могу ступить, понимаешь, придется мне остаться здесь. Но ты должен пойти один… Я хочу, чтобы ты пошел! Расмус надувает губы. – А вот и не пойду! – решительно заявляет он. – Я подожду, пока ты пойдешь со мной. Понятно? Никке не отвечает. У него нет больше сил, и он не знает, что сказать. А Расмус, уткнувшись носом в его щеку, шепчет: – Я ведь так тебя люблю, так люблю! Тут Никке плачет. Он не плакал с тех пор, как был ребенком. Но теперь он плачет. Потому что очень устал, и еще потому, что впервые в жизни ему говорят такие слова. – Неужто? – всхлипывает он. – Неужто ты можешь любить киднэппера? – Да, ведь киднэпперы добрые, – уверяет его Расмус. Никке собирает последние силы. – Расмус, теперь ты должен сделать как я говорю. Ты должен пойти к Андерсу, Калле и Еве Лотте. Ты ведь станешь Белой Розой, а? Ты ведь хочешь этого, верно? – Хочу, да только… – Ну тогда ты торопись! Я думаю, они ждут тебя! – Да, ну а ты, Никке? – Я буду лежать здесь, тут так хорошо, кругом мох. Буду лежать, отдыхать и слушать, как щебечут птицы. – А как же… – говорит Расмус. Но вдруг он слышит, как кто-то кричит. Далеко-далеко. Кто-то зовет его по имени. – Ой, это папа! – радостно восклицает Расмус. Тут Никке снова плачет, но теперь уже совсем тихо, уткнувшись головой в мох. Судьба порой оказывается добра к старому грешнику – теперь ему больше нечего беспокоиться о Расмусе. Никке плачет оттого, что благодарен за это… и оттого, что так трудно сказать «прощай» этой маленькой фигурке в грязном комбинезончике, которая стоит здесь и не знает, идти ли к папе или остаться с Никке. – Иди и скажи своему папе, что здесь в лесу лежит старый, продырявленный пулей киднэппер, – говорит Никке. Никке с трудом поднимает руку и гладит Расмуса по щеке. – Прощай, Расмус! – шепчет он. – Иди и стань Белой Розой. Самой прекрасной маленькой Белой Розой… Расмус снова слышит, как его зовут. Он поднимается, всхлипывая, и в нерешительности стоит, глядя на Никке. А потом идет. Несколько раз он оборачивается и машет рукой. Никке не в силах помахать ему в ответ, но он провожает маленькую детскую фигурку взглядом голубых глаз, полных слез. Расмуса больше нет рядом. Никке закрывает глаза. Теперь он доволен, но он очень устал. Хорошо бы уснуть.
19
– Вальтер Сигфрид Станиславус Петерс, – говорит комиссар государственной полиции, – все сходится точно. Наконец-то! Не кажется ли вам самому, что вас вовремя схватили? Инженер Петерс не отвечает на этот вопрос. |
