Медицинская сестра проводила ее в комнату с кроватью и похожим на телевизор хитроумным приспособлением. У экрана стояла женщина и равнодушно жевала жвачку. Помещение неприятно напомнило ей прозекторскую. Только ей самой уготовили роль тела на столе. Хватит психовать, это обычная процедура. Вскрытие — тоже обычная процедура.

Сестра велела расстегнуть брюки и помазала гелем живот. Рут поежилась. Она ненавидела, когда дотрагивались до ее живота, избегала всяких массажей и косметических процедур. «Расслабьтесь», — однажды попросила ее массажистка. Рут понимала всю эксцентричность своей реакции, но когда незнакомка с маникюром мяла ей лопатки и болтала о том, как провела отпуск, расслабиться не получалось.

Другая женщина приложила ей к животу что-то вроде стетоскопа и довольно сильно вжала в кожу. Рут предупредили, чтобы она до обследования не ходила в туалет, и это нажатие было ей крайне неприятно. Секунду она боролась с желанием вскочить и броситься в ближайшую дамскую комнату. Но затем посмотрела на экран, целиком занятый тем, что показалось ей клубящимся серым облаком. В центре облака что-то шевелилось.

Рут и прежде приходилось видеть изображения ультразвукового сканирования — костей и других археологических объектов. Она знала, что высокочастотные звуковые волны проникают сквозь твердые тела. Понимала, как оценить степень света и тени, чтобы определить плотность и структуру материала. Но теперь было нечто иное. Медленно двигающиеся на экране круги — это одновременно выходило за пределы ее понимания, но внезапно стало реальностью — были ее ребенком.

— Сердце плода. — Женщина загнала жвачку в угол рта и впервые заговорила, указывая на четыре черных кольца. — Его позвоночник.

Рут заметила движущуюся вдоль экрана тонкую белую линию, и на ее глаза навернулись слезы.

— Можно узнать, это мальчик или девочка? — спросила она.

— Не в этот раз. Может, во время следующего исследования примерно на двадцатой неделе.

Но Рут, глядя на экран поплывшими глазами, не сомневалась, что у нее родится мальчик. Было что-то мужское, даже бойкое в барахтающемся в ее утробе зародыше. Женщина показала в другую часть экрана:

— Ноги длинные. У вашего партнера длинные ноги?

У Нельсона длинные ноги? Рут представила, как он вышагивает туда-сюда, изнемогая от нетерпения приступить к новому делу. Он высок, значит, и ноги у него скорее всего длинные. Длиннее, чем у нее. И вдруг Рут впервые пришло в голову: ребенок наполовину его. А до этого она считала его всецело своим, даже тем единственным на свете, что по-настоящему принадлежит ей. На мгновение образ на экране показался ей совершенно чужим — мужской миниатюрой Нельсона. Рут закрыла глаза.

— Вам плохо?

— Нет… только немного тошнит.

— Это нормально. Всегда так бывает. Ну, мы закончили. — Женщина подала Рут шероховатое полотенце. Та вытерла живот и медленно села. — Я распечатаю вам изображение, чтобы вы могли взять домой.

— Изображение?

— Ребенка. Показать партнеру.

— Ах да, спасибо.

Рут медленно ехала в университет, сознавая, что ведет машину, как на экзамене на права — взгляд в зеркало, сигнал, маневр. Свято придерживалась соблюдения дистанции и так долго обгоняла велосипед, что автомобиль сзади нетерпеливо загудел. Рут понимала, что управляет машиной, как пожилая дама в шляпке, но ничего не могла с собой поделать. Ее переполняло сознание, что она вынашивает другую жизнь. И не просто жизнь — жизнь человека со своим характером и длинными отцовскими ногами. Она его транспорт, аккуратно перевозящий его из пункта А в пункт Б, поэтому необходимо подавать все сигналы, чтобы не врезаться во встречный грузовик.