Наш приход Ларису обрадовал:

— Ой, мальчики! Какие вы молодцы! Проходите. А я сижу одна, Миша повез Витю к бабушке в деревню, мы собираемся в Грецию махнуть. Ну еще куда-нибудь заглянем.

Лариса говорила так обыденно, словно собиралась из Жердяевки в райцентр. И это понятно, муж Михаил — он старше ее на десять лет — успешный предприниматель, как раньше говорили, лесопромышленник.

— Что будете, вино, водку, виски, текилу? У Миши богатый ассортимент. Сам пьет мало, для гостей держит.

Мы выбрали текилу. Хорошее пойло. Разговор за столом шел, конечно, о Жердяевке, об односельчанах — кто, где. Что ни говори, а место, где родился и прожил детство, на всю жизнь остается самым дорогим.

Когда перешли к кофе, Валера спросил про фотографию и уединился на диване с альбомом. Мы с Ларисой остались сидеть за столом.

— Как твои дела, Андрюша? — Лариса положила ладонь на мою руку.

— По-прежнему растет, — не задержался я с ответом.

Лариса отдернула руку, слегка покраснела и, легонько стукнув меня кулачком в плечо, прошептала:

— Какой же ты бессовестный, — и отвернулась, чтоб я не заметил, как она улыбается.

Мы закончили тогда четвертый класс и осенью должны были ехать учиться в соседнее село и жить там в интернате. У нас в деревне была четырехлетка. А пока мы наслаждались коротким сибирским летом, проводя большую часть времени на берегу Лены. Но однажды, хоть и стояла жара, мы не пошли купаться, Валерка тайно утащил у брата журнал — одни цветные картинки и люди только голые. Собравшись дома у Ларисы, мы начали смотреть. Поглядели, и Валерка побежал домой положить на место журнал, пока брат не заметил пропажу. Мы остались с Ларисой вдвоем, слегка смущенные увиденным. Но все же я задал интересующий вопрос:

— У тебя там так же, как у теток?

— Нет, — не глядя на меня и краснея, ответила Лариса.

— А ты не могла бы показать?.. — задохнулся я от своих слов.

— Я что, дура?

— Если покажешь, я тебя в интернате всегда буду защищать, — привел я веский аргумент, в классе я был сильнее всех. — Если хочешь, я тоже покажу.

— Ладно, — и Лариса сбросила трусики…

Я подождал, пока она наденет трусики, и приспустил штаны, внимательно следя за реакцией Ларисы:

— Посмотрела?

— Посмотрела.

Но одного разглядывания мне показалось мало, и я предложил:

— Давай ты потрогай, потом я у тебя потрогаю.

— Я что, дура? — обиделась Лариса.

Тогда я сказал, что потрогаю у Верки Калашниковой и вообще дружить буду только с ней. И Вера и Лариса были самыми красивыми девчонками в школе и вечно ссорились, называя друг друга воображалой. И Лариса не могла допустить, чтоб я подружился с Верой. Она несмело приблизилась, осторожно взяла пипиську в руку, подержала и удивленно воскликнула:

— Растет!..

Я это почувствовал и сам. Тут в сенях раздались шаги, и я едва успел застегнуть штаны и сесть за стол. Пришел отец Ларисы.

Не знаю, куда бы нас привел такой интерес к гениталиям, если бы Лариса тем же летом не уехала в город. Прощаясь, Лариса плакала. Я обещал, что обязательно найду ее.

Две зимы я прожил в интернате, а потом наша семья перебралась в соседнюю деревню, где и поныне живет сестра. Я не забывал Ларису и, может, поэтому закончил десятилетку девственником.