Сигурд Оли едва не выпалил, чем занимались они с Бергторой, когда поступил звонок из участка, но каким-то нечеловеческим усилием удержался.

— Короче, увидимся на месте, — сказал он. — Это по дороге к Рябиновому озеру, ну ты знаешь, там цистерны с горячей водой, вот к северу от них. Недалеко от Западного шоссе.

— Кстати, а что это такое — «миллениум»? — спросил Эрленд.

— А? — не сказал, а выплюнул Сигурд Оли, все еще в ярости от того, что им с Бергторой помешали.

— Я говорю, что это за слово такое, «миллениум»? Вот, скажем, «линолеум» я знаю, «У Скули» все полы в линолеуме. А «миллениум» — нет. Это что, несколько слов вместе? Ну да, «мил лени ум». Но это какая-то странная философия, ты не находишь? По-моему, если лени что и мило, так точно не ум. Как думаешь?

— О боже ж ты мой! — застонал Сигурд Оли и бросил трубку.

Три четверти часа спустя дышащий на ладан двенадцатилетний японский автомобильчик Эрленда припарковался у котлована на Ямном пригорке. Полиция прибыла на место раньше и огородила котлован желтой лентой. Эрленд пролез под нее и спустился вниз по лестнице; там его уже ждали Элинборг и Сигурд Оли, а с ними — юный студент-медик, который и позвонил в участок, и врач из Рейкьявика, полный мужчина лет пятидесяти. Малышню с дня рождения увели домой.

Новость про скелет вызвала известный интерес у газет и телевидения. Вокруг огороженного пространства толпились соседи и журналисты. Кое-кто приехал сюда, прознав про находку, другие, занятые работой в своих домах, дивились на собравшуюся толпу, не выпуская из рук мастерки. Был конец апреля, теплый весенний вечер, погода стояла прекрасная.

Криминалисты трудились у стены, осторожно пытаясь расковырять слежавшуюся землю совочками. Все, что удавалось высвободить, шло в специальные пластиковые пакеты. Работа не очень спорилась, но верхнюю часть скелета было уже неплохо видно — Эрленд различил плечевую кость, часть грудной клетки и нижнюю челюсть.

— Значит, как, говорите, квартал называется, Миллениум, да, «тысячелетие»? Стало быть, нашему взору предстал не кто-нибудь, а Жмурик тысячелетия собственной персоной? — спросил Эрленд и подошел поближе.

Элинборг и Сигурд Оли пропустили Эрленда вперед и переглянулись. Элинборг покачала головой, Сигурд Оли в ответ покрутил пальцем у виска.

— Я позвонил в Национальный музей, — сказал Сигурд Оли, почесывая затылок. — Так что должен сообщить вам, господа, пренеприятное известие — к нам едет археолог. Возможно, он разъяснит нам, с чем мы тут имеем дело.

— Может, заодно и геолога пригласим? — предложила Элинборг. — Чтобы посмотрел на почву, в каком слое лежат кости. Так легче будет определить время, когда нашего жмурика закопали.

— А ты нам в этом плане ничем не можешь помочь? — спросил Сигурд Оли. — Ты же вроде геолог по образованию?

— Да я ничего уже и не помню, — призналась Элинборг. — Ну вот это коричневое, кажется, называется «грунт».

— Если это могила, то копали ее наспех, положенных шести футов близко нет, — сказал Эрленд. — От силы метр — метр двадцать. Торопились. Останки однозначно человеческие. Причем недавние. На первопоселенца не тянут. Да и то, Ингольва мы здесь найти не могли.

— Какого еще Ингольва? — не понял Сигурд Оли.

— Как какого? Ингольва сына Эрна, первопоселенца, основателя Рейкьявика, одного из первооткрывателей Исландии! — удивленно пояснила Элинборг.

— А почему вы думаете, что это он? — спросил врач.