Я проснулась с тяжёлым сердцем и трясущимися пальцами, взяла конец Мигунова поводка и отправилась ко входу в пещеру.

Я уводила моего дорогого зубоскальчика в Навершье, чтобы выпустить его на свободу.

Я помню ощущение верёвки из болотника, которую я крепко стискивала в ладонях, пока всё больше и больше беснующийся Мигун волок меня по тоннелю к миру наверху. Мы пробрались мимо тенёт, которые не впускали в пещеру посторонних, скользнули за острый выступ и поднялись по ровному склону…

И вот мы пришли и выглянули на залитую солнцем поляну. Корявый корень медной сосны скрывал маленькую дырку входа. Кругом высились величественные деревья, а между ними буйствовали растения Дремучих лесов помельче — сыроивы, колоколицы и пилолисты. Но что я запомнила лучше всего — лучше солнечного света, разбрызганного зайчиками, лучше шелеста раскачивающихся деревьев, лучше гудения лесных пчёл, лучше ухающего кашля далёкого лягвожора, — это шокирующее ощущение ветра на лице.

Внизу, под защитой пещеры, воздух был тёплым и неподвижным. Лишь опускающаяся бумажная шторка у входа в дом создавала легчайший ветерок. Поэтому ощущение ветра на лице просто потрясло меня. Я словно бы усохла до размера семечка и была готова улететь прочь в Дремучие леса, чтобы затеряться там навеки.

Сердце бешено заколотилось, я часто, с трудом задышала, а ноги мои подкосились. Я выронила верёвку из болотника — и Мигун, испустив ликующий крик, прыгнул на поляну и скрылся за деревьями.

— Прощай, Мигун! — закричала я вслед. Сердце словно перевернулось в груди, когда щенок скрылся из виду. — Прощай, малыш!

Я было повернулась и собралась поковылять назад в тоннель, всё ещё в шоке от ощущения ветра, играющего моими волосами и шуршащего бумажным платьем, которое было на мне надето, как вдруг раздался вопль:

— Ийеааааоууух!

Это был крик боли. Сердце моё словно пронзило холодом, и все мысли вылетели из головы. Мигун попал в беду! И я должна была что-нибудь сделать.

Я должна была спасти его.

Я рванулась из дыры наружу и понеслась через полянку к деревьям. В следующую секунду я прорвалась через подлесок к маленькому тенистому просвету. И там, с толстой оперённой стрелой в груди, лежал на боку мой милый Мигун.

— Нет! — закричала я, подбегая, бросаясь рядом с ним на колени и подхватывая его голову в сложенные чашей руки.

Раненый щенок поднял на меня взгляд. Его огромные янтарные глаза словно бы молили о помощи. Потом он мигнул — раз, другой… Глаза затуманились, закрылись в третий раз — и больше не открылись.

— Ох, Мигун! — зарыдала я, и едкие слёзы хлынули из глаз и покатились по щекам. — Мигун! Ми…

Хрусь!

За моей спиной послышался хруст сломанной ветки, а за ним последовало низкое гортанное рычание…

Глава 2. Волки

Я медленно обернулась, едва смея дышать, и упёрлась взглядом в два горящих жёлтых глаза. На дальнем конце прогалины стояла огромная серая тварь с ушами, украшенными кисточками, и сверкающими клыками. Пышная белая грива вокруг её глотки поднялась дыбом, а мощные лапы напряглись, готовясь к прыжку. Не в силах отвести глаз от жестокого взгляда огромного белогривого волка, я медленно попятилась прочь прямо на дрожащих коленях.

Из леса за спиной у рычащего хищника донёсся чудовищный вой остальной стаи, учуявшей кровь. В следующий миг волк прыгнул — а за ним выскочил второй, третий, четвёртый… Они вылетали на сумрачную прогалину в облаке пыли и кружащихся листьев. Я испустила дикий визг и свернулась в плотный клубок, ежесекундно ожидая, как в меня вонзятся их жуткие клыки.

Вместо этого прогалина наполнилась отвратительным ворчанием и хрустом.