|
Защитительные доводы Эскаргота – мол, у него творческая натура и призвание скорее к философии, нежели к труду, – звучали фальшиво даже для него самого. У него не было оправданий, вот в чем дело. Но почему человек должен постоянно оправдываться? Почему, скажите на милость, человек должен просить позволения съесть собственный пирог? При мысли о пироге Эскаргот вспомнил, что ночи становятся длиннее и холоднее, и снова погрузился в раскаяние. Он взял обыкновение по утрам болтаться неподалеку от старого дома, стараясь оставаться незамеченным, но в глубине души надеясь, что его заметят и он узрит некое чудо, благодаря которому все уладится.
Но на сей раз он узрел лишь Гилроя Бэстейбла, который с самым деловым видом направлялся в центр, явно довольный собой. Бэстейбл покачал головой. К этому времени уже все жители Твомбли знали о печальной участи Эскаргота, и большинство, сказал Бэстейбл, взяло сторону жены, как это ни прискорбно. Стоувер прочитал целую проповедь в связи со случившимся. Эскаргот получил хороший урок, не правда ли? А история с похищением пирогов… – Пирога, – поправил Эскаргот. – Прощу прощения? – дружелюбно переспросил Бэстейбл. – В деле замешан только один пирог. И о краже вообще не идет речи, верно? В конце концов, человек съел свой собственный пирог с персиками из своего собственного ухоженного сада. Мэр Бэстейбл бросил взгляд на забитый сорняками сад Эскаргота с чрезмерно разросшимися деревьями. Он поднял брови и пожал плечами, словно давая понять, что судит лишь на основании известных ему фактов. – Вам не стоило убегать от нее, дружище. – Я пошел на рыбалку, – сказал Эскаргот, от волнения забыв обо всем, что говорил себе несколько минут назад. – А она выгнала меня из дома, не удостоив даже взглядом на прощание. Два года семейного счастья псу под хвост. Все женщины сумасшедшие, вот что я думаю. Химия, чистая химия! Я… Бэстейбл положил руку на плечо Эскарготу и покачал головой, продолжая улыбаться искусственной улыбкой. – Мы понимаем, каково вам, – сказал он, словно это могло премного утешить. – Мы все надеемся, что вы сумеете пережить эту маленькую неприятность. – Мы! – возопил Эскагорт, сбрасывая с плеча руку друга. – Пережить! Да пропади все пропадом! – И с этими словами он помчался прочь, решительно стиснув зубы. Он свалит отсюда, вот что он сделает. В мире полно потрясающих мест. Он отправится на побережье, на Очарованные острова. Да зарасти этот Твомбли плесенью! Он мрачно ухмыльнулся. Последняя часть внутреннего монолога ему понравилась. Зарасти плесенью – хорошее выражение, если такое выражение вообще есть. А если нет, значит, будет, решил Эскагорт, замедляя шаг и поворачивая к таверне Стоувера. Таверна еще пустовала. Для посетителей было слишком рано. В настенных канделябрах горели свечи, отбрасывая круги мутно-желтого света на оштукатуренные стены. Получасом раньше пол был покрыт опилками и стружками, усыпан ореховой скорлупой, колбасными шкурками и засаленными обрывками газет. Теперь он был чисто подметен, и служанка по имени Лета широким плоским совком сгребала и ссыпала в ведро мусор, предварительно собранный в кучу. Темная прядь упала ей на лоб, и девушка на мгновение остановилась, чтобы заправить ее под красную ленту, перехватывавшую волосы, заплетенные в тяжелую косу. Непокорная прядь мгновенно взбунтовалась и снова упала на лоб. Лета подняла глаза и нахмурилась при виде Эскаргота, который стоял в дверях и пялился на нее. Он впервые увидел Лету в библиотеке профессора Вурцла. Они оба спрашивали одну книгу или, по крайней мере, книги одного автора: профессора Дж. Смитерса из деревни Бромптон. Больше всего на свете Эскаргот любил в полдневный зной лежать с книгой и трубкой под дубом, коли таковой случался поблизости, или на берегу Ориэли, за пристанями. |
