У соседей тоже были жертвы: у кого пропала девочка, а у кого мальчик.

Семья каменщика, жившая возле пруда, погибла вся – вода вышла из берегов и затопила хижину.

Нугри был удручен бедствием. Собрав мужчин, он сказал:

– Сегодня мы не пошли на работу, наши семьи остались без еды и жилья.

Пойдем же к писцам, нашим начальникам, и скажем им так: нет у нас ни хлеба, ни крыши над головой. Наши семьи голодны и раздеты. Выдайте нам зерна и масла, освободите нас от работ, пока мы построим себе жилище.

– Справедливость говорит твоими устами, – отозвался Кени. – Хотя я должен хоронить мать, все же пойду с вами. Кто будет нашим ходатаем перед писцами?

– Нугри! – закричали люди. – Он первый подумал о наших нуждах и пусть будет нашим старшиною!

Каменотесы и каменщики тотчас же отправились в Фивы. Впереди шел Нугри. Он думал о том, что писцы едва ли удовлетворят требования бедняков, и кулаки его сжимались.

Место работы находилось на окраине Фив за высокой оградой. Ворота были заперты, и Нугри долго стучал. Наконец привратник открыл их. Он сказал, что работают только два каменотеса; писцы недоумевают, отчего не явились остальные люди.

Нугри отправился искать писца, ведавшего работами. Проходя мимо каменотесов, шлифовавших во дворе твердые плиты, он подмигнул на десятника:

– Не дрался еще?

Каменотесы молчали, поглядывая на подходившего десятника.

– Он услыхал твои слова, – шепнул старый каменщик, – берегись его палки!

Десятник остановился перед Нугри.

– Тебе что? – крикнул он. – Не мешай людям работать. Еды вкусной захотел отведать? – указал он на палку.

– Я ищу начальника работ, – миролюбиво ответил Нугри. – Не скажешь ли, где он?

Десятник продолжал, точно не слышал ответа:

– Палка – лучший наставник. У человека на то и спина, чтоб гуляла по ней палка. Не ударишь – ничего не добьешься.

Он замахнулся на Нугри. Но тот уже отошел, увидев писца в дверях мастерской.

Писец был человек пожилой, бритый, в парике с длинными прядями волос и в белой одежде. Морщинистые щеки его были чересчур нарумянены, золотые зубы блестели, когда он говорил.

Нугри изложил ему требования каменотесов и каменщиков.

Писец исподлобья взглянул на Нугри.

– Я не могу вам ничего выдать, – сказал он.

– Мы пойдем жаловаться на тебя начальнику царских работ! – пригрозил Нугри.

Писец поднял палку, собираясь ударить Нугри, но тот ловко выхватил у него палку и кликнул рабочих.

Они окружили писца. А Нугри и Кени подхватили его под руки и потащили к воротам.

– К жилищу наместника Фив! – кричали каменотесы.

Улицы шумели. Торговцы, стоя у лавок, зазывали протяжными голосами покупателей. Здесь продавались медные и железные мечи, копья, ножи, рыболовные крючки; там сверкали вазы, тонкие чаши, кувшины из горного хрусталя. Дальше голубела и зеленела посуда гончаров, темнели большие кувшины для хранения вина и масла.

На углу одной из улиц народ толпился перед большой лавкой. Здесь были голубые подушки, расшитые цветами, разрисованные под львиную шкуру, ларцы из черного дерева, выложенные слоновой костью.

Чужеземец с медно-красным лицом продавал великолепные ковры, на которых были изображены охота на пантеру, гиппопотама, носорога, подвиги фараона в боях, боги Египта. Тут же египтянин торговал необычайно тонкими льняными тканями.

Каменотесы шли дальше. Писец уже не упирался; он шагал, хмуро поглядывая на людей.