— Теперь к тому же его четыре полотна напоминают мне о нашем европейском путешествии. Ведь вы заказали их мастеру именно тогда.

   — Но я сохранил втайне от вас ещё одно обстоятельство. Для Гатчины я заказал в 1783 году ещё одну картину.

   — Заказали, ваше высочество? Письмом? Но это было бы достаточно опрометчиво. Во всех отношениях.

   — Ваш великий князь совсем не так прост, как вы хотите его себе представлять. Я обратился с просьбой к нашему посланнику в Турине князю Юсупову. Назвал размеры и сюжет.

   — Какой же, ваше высочество? Я сгораю от любопытства — что именно вы сочли нужным выбрать?

   — Я оговорил и общую композицию, Катишь.

   — Но это уже для меня полная неожиданность. Так раскройте же тайну, ваше величество! Это так интересно!

   — «Кораблекрушение». И сейчас вы сможете её увидеть — наконец-то она закончена и доставлена. Меня очень раздражала неисполнительность мастера. Он получил заказ — вот у меня записано со слов князя — 20 октября 1783 года.

   — Сразу по нашем переезде в Гатчину!

   — Вот именно. Со сроком исполнения в один год. Но Верне протянул время. Князь уверяет, что художник ждал вдохновения. Хотя как раз вдохновения, как мне кажется, в законченном полотне и не хватает. Впрочем, не хочу опережать вашего суждения. Но главное — Верне непременно захотел похвастать своим произведением в парижском Салоне. Картина была там выставлена в 1785-м.

   — И конечно, с гордой табличкой, что принадлежит самому великому князю России!

   — Вы правы. Но вот мы и пришли. А насчёт Салона я выразил и князю и художнику своё крайнее неудовольствие. Такое дешёвое тщеславие мне несвойственно. И я не нуждаюсь ни в чьих похвалах своему выбору, вы сами это отлично знаете.

   — Мне не подняться до ваших масштабов, ваше высочество. Скажу честно, мне такой поворот понравился.

   — Но вы ничего не говорите о картине. Она не нравится вам? Вы думаете, она недостойна моей Гатчины?

   — Нет-нет, ваше высочество. Здесь другое. Я поражена необычным для Ораса Верне размером. Ничего подобного мне видеть у него просто не приходилось. Море здесь так огромно, так необъятно...

   — Именно такой эффект был мной задуман.

   — И потом — кораблекрушение. Подобный сюжет невольно вызывает...

   — Страх, хотите вы сказать?

   — Нет, я бы сказала — внутреннее содрогание. У людей нет выхода перед лицом разбушевавшейся стихии. Им неоткуда ждать помощи. Смерть как зрелище — с этим ещё надо освоиться.

   — Нет, я настаиваю именно на страхе. Страх. Страх. И предупреждение. Корабль императрицы должно постигнуть такое же кораблекрушение, как бы сейчас достойно и надёжно ни смотрелось управляемое ею судно. То, что оно откладывается во времени, не может спасти от его неминуемости. Мне доставляет истинное удовлетворение убеждаться лишний раз в неизбежности рока.

   — Ваше высочество, но ведь императрица всё равно рано или поздно уступит вашему высочеству престол. Таков закон природы. Зачем же нужна гибель стольких людей, не повинных в её действиях? Какое оно может доставить удовлетворение?

   — Удивляюсь вам, Катишь! Вместе с императрицей в волнах рока должны погибнуть все, кто так верно ей служит.