| Мы чокнулись с ним и выпили стоя свое вино до дна. За дружбу между поколениями. Оно было терпкое и совсем не имело крепости. - Вы еще поцелуйтесь, - нетерпеливо сказала Кира. Но нож я украл. Когда Тихон Иванович поднял лампу и пошел с ней к дверям, я сунул его за голенище сапога. А когда переодевался в свое-переложил в куртку. Совесть мучила меня, потому что воровать-нехорошо. Тем более у людей, которые встретили тебя с распростертыми объятиями... Машина завелась сразу, ни одно колесо спущено не было. Это меня несколько удивило - я готовился к худшему. Ворота тоже открылись легко. На земле не было канав, колея к асфальту была утрамбована, и я не разглядел на ней взрыхленности - знака того, что нас поджидает противотанковая мина. Слишком легко мы удалялись из этого пустынного места, в этом таилась главная странность. Тихон Иванович взмахнул рукой, провожая нас. Ему не страшно было оставаться одному, с молчащим телефоном, с погасшим внезапно светом. И без кухонного ножа, который я увел у него. - Как жизнь? - спросил я Киру, когда мы тронулись. - Ничего себе, - ответила она. Она мне ничего не говорила про посольство. Целый день... Свет фар вонзался в проселочную дорогу, теряясь в темноте подступающего березняка. Кира конечно же была увлечена движением и вдобавок боялась опоздать, но я уловил: что-то она скрывала от меня. - Что случилось? - спросили. - Сама не могу понять... Может быть, и ничего. Я просто что-то неправильно поняла. - Что неправильно поняла? - попытался я задать наводящий вопрос. - Кое-что,- ответила она мне. Я обиделся и немного разозлился: мы были на пороге первого семейного скандала... Смешно. Дача осталась позади, а вместе с ней и треволнения. Мы мчались навстречу посольству, куда зайдет Кира. Я же собирался заночевать на вокзале. До понедельника. Я рассмеялся. И тут же оборвал смех. Потому что впереди, прямо перед нами, возникла из темноты стоящая поперек дороги черная "Волга". Ни в ней, ни рядом никого не было. Но какие-то человеческие фигуры маячили по обочинам. - Тормози!.. - закричал я. - Поворачивай. Давай назад!.. Кира и сама все поняла, но удался нам только первый маневр - торможение. Как только наш "Москвич" замер и Кира стала переключать скорость, смутные фигуры по сторонам превратились в отчетливые: взвились в их руках блестящие палки, наверняка не осиновые, брызнуло осколками ветровое стекло, следом хлопнуло заднее, дверца открылась, кто-то ударил меня по голове, так что я услышал тихий протяжный звон, заполнивший все вокруг, Я боялся за Киру и, невесомо кружась, ругал себя, что она связалась со мной, что с самого начала была вблизи и что мне не хватило мужества остаться одному. За то, что я втравил ее во все это... Я надеялся, что им нужен только я, только я, я один... Меня держали за руки. Еще раз ударили. Я нашел в себе силы сплюнуть тягучей кровавой слюной вместе с осколками зуба... Жалеть меня никто не собирался. Массаж получался совсем другой. Кира стояла невдалеке, мужик какой-то придерживал ее. Но ее не били. И вообще не обращали на нее внимания. Так что у меня появилась хоть какая-то надежда. - Она ничего не знает, - сказал я разбитыми губами. - Чего? - переспросил Модник, стоявший рядом. - Она ничего не знает,- повторил я. - Гриш, он говорит что-то! - позвал Модник.- Только ничего не понятно. Подошел еще кто-то. Я смотрел на землю - валялась на ней палка, но далеко, не дотянуться - и в свете фар заметил, что Модник поменял желтые шнурки на зеленые. Должно быть, из Парижа повеяло очередным свежим ветром, - Что ты говоришь? - спросили меня. Меня отпустили, чтобы я поотчетливее мог выговорить заинтересовавшие их слова. - Она ничего не знает,- повторил я почти по слогам, а сам в это время нащупал в кармане рукоятку ножа. Они, суперы, даже не снизошли до обыска. - Кто не знает? - ернически переспросил Серьезный. |
