Слегка раздвинул ветви, дабы приглядеться получше.

Прижался к земле, словно пытался слиться с нею, сделаться полностью невидимым для других. Успели заметить?

Или нет?

Ведь он уже буквально вылетал на громадную луговину, посреди которой красовался, тускло поблескивая, чудо-бомбардировщик “Нетопырь”, блудное чадо авиационного конструктора Мильтона Чильтона, обретавшегося, видимо, где-то неподалеку собственной истерзанной персоной.

Завыла автомобильная трансмиссия.

Вырвавшись на простор, водитель включил вторую, а то и третью передачу, прибавил газу — и помчался вперед, к дожидавшемуся его “Нетопырю”. Теперь Фрост не сумел бы угнаться за бензовозом даже при самом пылком желании.

Машина затормозила возле самолета. С десяток террористов подбежали, засуетились, начали разворачивать и тянуть гофрированные резиновые шланги.

Ни малейших признаков того, что заложники находятся здесь. Ни Элизабет, ни Кевина, ни похищенного инженера. Господи помилуй! Да где же они?

Мысль, гнездившаяся прежде в сокровеннейших глубинах подсознания, разом всплыла и вспыхнула. Вспыхнула — и сразила Фроста подобно удару электрического тока.

Он понял, где именно устроили заложников. Знал это, пожалуй, уже утром, во время беседы с О’Харой, — только не решался помыслить о подобном ясно и вразумительно… Фрост поднял предохранитель KG—9. Изготовился.

Атаковать следовало без промедления и колебания.

Атаковать надлежало с бешенством волка, защищающего своих детенышей.

Атаковать означало погибнуть — при таком соотношении сил рассчитывать на победу и думать было нечего, — но, возможно, ему хотя бы удастся задержать эту сволочь… Или, чем черт не шутит, взорвать бензовоз? А тогда… Ведь остановился, гадина, у самого…

Справа хрустнула сухая ветка.

Фрост крутнулся.

В кустарнике мелькнула и пропала человеческая фигура.

Но двигалась она отнюдь не в сторону залегшего капитана. Если бы Фросту было с кем держать в эти минуты пари, он поставил бы два к одному, что справа от него готовятся ударить по мерзавцам израильтяне, каким-то образом выследившие группу Баадер-Мейнхофа и, возможно, видевшие отчаянную гонку человека с бензовозом от начала и до конца…

Фрост опустил взгляд.

По своим крошечным делам торопился мимо крошечный, черный муравей. Он замер на мгновение под самой физиономией наемника, шевельнул усиками, точно приветствуя Фроста, побежал дальше.

Сердце по-прежнему прыгало в груди, как бешеное, ибо испуг не способствует быстрому восстановлению сил после долгого, изнурительного бега.

— Удирай, глупышка! — прошептал Фрост муравью.

Бомбовый отсек.

Достаточно разбираясь в коммунистическом образе мышления, Фрост не сомневался, что вместе с атомной бомбой на обреченный город сбросят с достаточной высоты человеческие тела. Для пущего изящества.

В любом случае — либо ведя самоубийственный бой на уничтожение противника, либо надеясь выручить Бесс, — надлежало добраться до самолета. Проникнуть внутрь — и освободить. Или совершить невозможное и вывести надежнейший, защищенный от куда более мощного оружия, чем KG—9, “Нетопырь” из строя.

Вывести основательно. Чтобы и на полдюйма не смог подняться!

Фрост взглянул на циферблат.

Если по правую руку действительно готовятся ударить израильтяне — в этом наемник почти не сомневался, — то в их распоряжении остается еще три минуты. От силы, четыре. Иначе…

Купол бортового пулемета виднелся явно и четко. Фрост не сомневался, что пулемет полностью заряжен и готов к действию. Но человека за плексигласовым колпаком не наблюдалось. Тем лучше…

Если коммандос окажутся на высоте, решил наемник, если они учинят нападение в нужную минуту и с нужной решительностью, — будем уповать на трехтысячелетнюю мудрость этого народа.