Фило опустил взгляд на тактический дисплей.

— Пираньи, говоришь? Типа косяк рыб?

— Ага. — И тут до Морриса тоже дошло. — Да, может получиться… Если успеем.

— Осман! — сказал Фило.

— Стамбул!

— Курс 1–7—5 лево руля.

Моррис включил интерком.

— Машинное отделение!

— Моррис? — ответил Хитклиф. — Моррис, что происходит?

— Я поведу себя дипломатично и не стану спрашивать, кто из вас сбежал. Но если Ирма еще тут, мне надо с ней поговорить.

— Конечно, она еще здесь. Мы все здесь. Что за поклеп, Моррис?

— Не бери пока в голову. Просто передай Ирме, что нам надо выжать максимальную скорость.

— Почему? Что происходит? Что-то опасное?

— Да, опасность есть. И если мы не сможем от нее убежать, Хитклиф, палестинская часть субмарины взорвется раньше всего.

— «Пираньи», да? — спросила Уэнди Душегуб. — Лягушачья версия израильских «Скорпионов»?

— Я считала, что они пока в чертежах, — вставила старпом.

Душегуб кивнула.

— Однако тут ими снабжен корабль десятилетней давности, который официально больше не стоит на вооружении. Очень бы хотелось узнать биографию этого «Робеспьера». Сонар, а номера подлодки еще нет?

— Нет, капитан, — ответила Гвинэвир Бесподобли. — Сигнатуру разобрать пока не удается — только чириканье и кавитация у винта. Чем бы она ни была, очень тихая, даже на высокой скорости… Субмарина меняет курс, поворачивается к зюйду… А также меняет глубину, идет на всплытие. И продолжает набирать скорость…

— К зюйду… Они поворачивают к сети, — предположила Уэнди Душегуб. — Умно. Получится ли?

— Хороший повод сделать ставки, капитан.

Брошенная сеть-призрак от края до края составляла двадцать две мили, и большей частью складывалась в смертельно опасные гармошки и сворачивалась в клубки. Она была предназначена для того, чтобы выгружать рыбу из моря, словно уголь из недр земли, и синтетические нити были прочнее фортепьянных струн — со временем они могли поизноситься, но не сгнили бы точно никогда; сеть уже и так просуществовала дольше, чем плавбаза, на корму которой ее когда-то затаскивали. После того как сеть выкинули, она дрейфовала с течениями, просеивая океанскую жизнь — и не только водную: вонь гниющих рыб привлекала морских птиц, и они тоже застревали и тонули, становясь частью этого занавеса из плоти и костей.

Заряженные торпеды — один из немногих обитающих в Атлантике видов, которых сеть еще не пыталась поймать; и хватит ли у нее сил остановить огромный косяк французских «Пираний» — вопрос еще открытый. Но не надолго.

У Морриса над головой замигал огонек; Каценштейн машинально протянул руку и нажал на переключатель, чтобы выпустить третий буй. Но тот не поплыл спокойно, как предшественники, — его унесло к корме, и он забился о борт у гребного винта «Яббы-Даббы-Ду», несущейся сквозь толщу воды. Аста Уиллс услышала бух! — но поскольку взрыва не последовало, решила не обращать на это внимания.

Тактический график на столе быстро стал теоретическим. На полной скорости пассивный сонар «Яббы-Даббы-Ду» мало что слышал, кроме шума рассекаемой воды; единственным посторонним звуком было непрекращающееся чирик-чирик-чирик автомобильной сигнализации. Звуки вбуравливающихся «Пираний» затерялись в шуме воды и винта «Яббы-Даббы-Ду»; к тому же, как объяснил Моррис, для нахождения жертвы они не использовали активное самонаведение.